— Я уже и бахнула шампанского!
— Это не проблема, — отмахивается Раевский.
Пахнущий морозом, сигаретами и одеколоном с пряными нотками он просто взваливает меня на плечо и, поглаживая мою задницу, тащит на улицу.
Ни один не вступился за меня! Друзья называется! Толпа валит вслед за нами на крыльцо, радостно улюлюкая.
— Отвали, деспот! Оставь меня в покое, ирод! Я останусь здесь! — колочу я кулаками по его спине.
— Элечка, если ты хочешь пожестче, так и скажи, — Раевский снова гладит мою попу и, вздохнув, утрамбовывает в машину.
Я уже сопротивляюсь только для вида, потому что мне ужас как хочется пожестче, но надо держать лицо. Поэтому я делаю вид, что дуюсь.
Вырулив с турбазы, Олег припарковывается на обочине. Порывшись в кармане, он берет меня за руку и просто надевает кольцо на безымянный палец.
У меня открывается рот от изумления.
— Это что такое? Что это значит?
— Это, Эля, значит, что у меня кончилось терпение.
Не отрывая взгляда от сияющих камушков, я выдавливаю:
— Не раньше, чем через полгода.
— Ты передумаешь. Уже сегодня. Я все для этого сделаю.