Белдрун сделал большой глоток из своего кубка, проглотил и спросил:
— Какие знаки?
Табараст произнес нараспев тем же звучным сценическим голосом, каким декламировал строки из Бродерика:
— В сей Год Смеха Пылающая Рука Колдовства поднимается над звездным ночным плащом, впервые за столетия! Девять черных трессимов приземлились на спящую южную принцессу Шарандру и родили по четыре котенка каждый у нее на груди! (Не спрашивайте меня, как она проспала это или что подумала, когда проснулась!) Ходячая башня Уоргленда впервые за тысячу лет переместилась из Башни Тор в середину близлежащего озера! Говорящая лягушка была найдена в Кэндлкипе, где также шесть страниц в стольких же книгах оказались пустыми, и появились две книги, которые никогда раньше не видел ни один фаэрунский ученый! Колодец Костяного Танца в Мараэде иссяк! Скелет лича Буардрима был замечен танцующим в... тьфу! Хватит! Они могут продолжать в том же духе часами!
— Колодец пересох?
Табараст окинул Белдруна взглядом.
— Да, — мягко сказал он. — Колодец действительно пересох по какой-то причине. Я видел мертвых лошадей в качестве доказательства. Вот так. Любезный Друн, вы не такой затворник, как я, и слышите больше сплетен от наших коллег, какими бы ничтожными или намеренно сфабрикованными они ни были. Поведайте, что говорят маги об этом Скитальце? Что думают современные волшебники?
Настала очередь Белдруна фыркнуть.
— Современные волшебники не думают, —возразил он, — иначе они озаботились бы не давать повода повесить на себя такой ярлык. Но что касается того, что говорят... о нем — меньше, чем ничего. Что наши коллеги услышали от священников, можно свести к большому тайному волнению и гордости за возможность быть названным Избранным Мистры — и тем самым получить всевозможные особые способности и сокровенные знания. Похоже, они рассматривают его как самый эксклюзивный клуб на сегодняшний день, из которого кто-то наверняка пришлет им приглашение со дня на день. Если Мистра выбирает смертных магов в качестве Её личных слуг, наделяя их заклинаниями, достаточно могущественными, чтобы сокрушать горы и читать мысли, каждый маг хочет попасть в эту наиэксклюзивнейшую касту, при этом не демонстрируя ни малейшего интереса к такому статусу.
Табараст поднял бровь.
— Понимаю. Откуда знать, что я уже не Избранный и читаю ваши мысли прямо сейчас?
Белдрун криво улыбнулся своему другу.
— Если бы вы читали мои мысли, Бераст, — сказал он, — Вы бы уже набросились на меня и покраснели в придачу!
Табараст приподнял и другую бровь.
— О? Стоит ли мне расспрашивать подробнее? — спросил он. — Я подозреваю, что нет, но хотел бы быть готовым, если ваш зарождающийся гнев подстегнет вас выразить его физическим воздействием, которому я должен буду противостоять… Вы же чувствуете зарождающийся гнев, не так ли?
— Нет, ни на секунду, — весело ответил Белдрун. — Но все может измениться, если вы продолжите так тщательно охранять этот кувшин с халавскими орехами. Передайте-ка его мне.
Табараст так и сделал, одарив своего коллегу кислым взглядом, и сказал:
— Я высоко ценю эти орехи. Можно даже сказать, что они мне дороги. Будьте умеренны в своем грабеже.
Молодой волшебник криво улыбнулся.
— Я осмелюсь сказать, что все маги совершают свои грабежи, рассматривая— если вообще задумываются — то, что они собираются захватить или уничтожить, как драгоценное. Не так ли?
Табараст выглядел задумчивым.
— Да, — пробормотал он. — Да, все так.
Он приподнял бровь.
— Интересно, многие ли из нас так восхищаются собственной силой, что пытаются захватить или уничтожить все, что посчитают драгоценным? Белдрун зачерпнул пригоршню орехов.
— Большинство из нас сочло бы Избранного драгоценным, не так ли? —спросил он.
Табараст кивнул.
— У Скитальца скоро будет интересная жизнь, — мягко предсказал он, но на его лице не было и следа улыбки. — Налейте мне чего-нибудь.
Белдрун так и сделал.
Взметнулась и сверкнула молния, расколов ночь яркой вспышкой ярости. Эл моргнул и сел. Голубые дуги смертоносной магии прыгали и потрескивали от кинжала к кинжалу вокруг его кольца, и в ночи за его пределами что-то влажно металось — что-то, чего избегали десятки или более гибких, пронырливых существ, которые выглядели как рваные тени, но двигались как охотящиеся кошки. Эльминстер быстро полностью проснулся, оглядываясь вокруг и считая. Удары еще не закончились, и все, что могло пережить такой удар молнии, заслуживало уважения. Дварцатикратного уважения, похоже.. Он сложил свой плащ, перекинул его через ремни седельной сумки на случай, если потребуется поспешное бегство, и встал. Крадущиеся тени двигались вокруг его пробужденного кольца справа налево, ускоряя свой темп для предстоящей атаки. Что-то подгоняло или подстрекало их; что-то, что Эл мог чувствовать как напряжение в воздухе, возрастающее, давяще нечестивое присутствие с силой и яростью грозы, которая вот-вот разразится. Встряхивая руками и шевеля пальцами, чтобы подготовить их к безостановочному чародейству, он вглядывался в ночь, пытаясь разглядеть своего врага. Он чувствовал, когда стоял лицом к нему. Невидимый взгляд пронзал его, как два горячих острия мечей, но он не видел ничего, кроме клубящейся тьмы. Возможно, эта тварь была скрыта в стене крадущихся теней. Возможно, лучше всего было бы вызвать высокую светящуюся сферу, которую люди называют “ведьминым светом”, просто чтобы посмотреть, с чем он столкнулся. И все же у него было только одно такое заклинание. Если его враг бросится в темноту, Эл бы слишком долго моргал и был ослеплен, чтобы уберечь свою жизнь от согласованной атаки множества крадущихся тварей. Должен ли он... И началось. Тени повернулись и двинулись на него со всех сторон в беззвучной атаке колышущейся тьмы.