Терпела? Да.
Свыклась с мыслью, что иного не будет? Конечно.
Но все не могла отпустить мысль, что когда-то было все по-другому. И где-то там в другой жизни я знала тепло пуховых перин и одеял. Жаловалась глупая на короткие платья. А теперь у меня и платья-то нет.
Ни взрослого, ни детского. Ни цыплячьего.
Не так я повзрослела, как положено лере.
Со смертей и войны, голода, холода, боли. Обмороженных ног.
Это неправда, что жрицы добровольно не носят обувь.
У них ее просто нет. Какие ботинки выдержат бесконечные дороги?
Вот и получается — летом босыми ступнями по земле ходишь, а зимой — наматываешь толстый слой материи.
Но и это не всегда спасает.
Пространство снова наполнилось громким глубоким колокольным переливом.
— Второй звон, — выдохнула и заметила, как предательски задрожали руки.
Давно со мной подобного не было.
Но и день как-никак особенный. Единственный праздник в жизни послушницы.
С сегодняшнего дня я закрою свое лицо.
День моего вступления в ряды жриц Яники! И пути назад уже не будет. Я выбрала дорогу служения и отречения.
Но выбрала ли?
Нет... Мне хотелось бежать сломя голову подальше от этого серого угрюмого храма. От всех этих правил, изнуряющих тренировок. Строгого послушания. Я не была создана для всего этого.
Но... Мне просто некуда было бежать.
Кругом война и перевес не на стороне магов.
Мы постоянно углублялись на север. Возводили новые храмы. Обживались, но драконы настигали, и снова приходилось идти вперед. Вся жизнь в дороге. Это заставило окончательно повзрослеть. Забыть об удобстве, уюте, красивой одежде, сытой пищи.
Хочешь жить — иди вперед. Оставляй след босых ног на голой земле.
Не жалуйся, не ной, терпи.
Сражайся, выкручивайся, выживай.
А не можешь, так место тебе в неглубокой яме на обочине богами забытого тракта или лесной тропинки.
И в могилу тебя уложат даже без плаща. Он будет нужен живым.
У жриц Яники не было ничего. Лишь меч, лишь путь...
Путь в никуда...
Весь смысл жизни в том, чтобы выжить и более ничего.
К нам приходили обедневшие вдовы, неприкаянные бесприданницы, девушки, что оступились в связях с мужчиной. Нам подкидывали беспризорных девчонок.
Жрицы принимали всех.
А после у них начиналась иная жизнь.
Серая, лишенная всякого смысла.
Подняв свои потертые кожаные ножны, вытащила меч. Простой легкий клинок, без изысков и украшений. Рукоять из отполированного дуба. Острый. Это да.
Стала ли я сильной воительницей? Ну, я старалась. Это единственное, что имело смысл в моей жизни.
Научиться держать меч, правильно наносить удар клинком.
Зачем мне это?
Я нахмурилась. Время суровый и беспощадный враг памяти.
Закрывая глаза, вспоминала отца, замок, прежнюю жизнь... Мерзкое лицо дяди, Берси, Маро...
Но с каждым годом деталей становилось все меньше и меньше. Уходили имена, черты лица размывались, чувства притуплялись.
Но оставалось одно — лютая злость за близких... За отца.
Страх за судьбу Шима...
О, Шим... Самое светлое воспоминание. Он все же оставил мне частичку себя. Улыбнувшись, протянула руку и коснулась подушечками пальцев гребешка Лючи. Мой маленький смелый дракончик нежился в лучах солнца и совсем не понимал терзаний своей хозяйки.
Моя девочка подросла и отрастила крылья. Стала сильнее, проворнее.
Еще бы! Здесь тебе не замок. Еда сама в тарелку не упадет. Правило для всех одно: урчит в животе — вперед на охоту.
Не способен охотиться — зарабатывай.
О, я узнала тысячу и один способ добыть денег и кусок хлеба. Чем я только не занималась: и свинарники чистила, и кур ощипывала, и в огороде полола, и обозы охраняла... Да, это не то, чем должна заниматься лера...
Хотя, какая я теперь лера?
Моя судьба была определена — еще одна из безликих жриц Яники.
Накинув на голову платок, скрыла золотистые густые локоны и, отогнув один край материи, прикрыла им половину лица, оставляя лишь глаза.
Еще один удар в колокол... и пути назад уже не будет.
Еще один удар... и я навсегда перешагну черту, разделяющую леру рода Фахар и жрицу Астрид.
Я перестану быть собой.
Но другого мне не дано. Закрепив платок, осторожно подняла Лючи и прицепила ее на грудь. Моя ящерка легче не становилась, наоборот, все набирала вес.
— Будешь так толстеть, совсем носить на себе тебя не смогу, — пожурила я ее.