Размышляя, он сунул руку в карман – там были три тысячи долларов, отложенные им на текущие расходы из последней выплаты, полученной за проданные кодеки, и большую часть этой суммы можно было безнаказанно потратить. Приняв решение, он зашагал через улицу и дальше через площадь, мимо памятника и длинных рядов припаркованных иномарок. Как всегда, чтобы развеяться и занять чем-то свои мысли, он стал думать о деньгах. Вспомнив о договоре, помня калькуляции и сметы расходов, которые он видел у Червенева, зная реальные размеры затрат, он без труда подсчитал свою долю. Сергей усмехнулся. Коллекционирование денег стало для него в последнее время чем-то вроде дежурного заменителя жизненных событий, привычной процедурой, дающей привычное вялое удовлетворение. Каждый раз, относя деньги в банк, он совершал машинально несложные арифметические подсчеты, прикидывая, сколько денег было у него в это же время в прошлом году, каков получился прирост и какую сумму составляет в результате теперь его среднемесячный заработок. Результаты этих вычислений он иногда между делом сообщал жене, надеясь этим ее обрадовать или вызвать какие-то положительные эмоции, хотя она, кажется, уже к этому привыкла.
Сергей миновал площадь. Мимо проплыли старорежимные деревянные кренделя на вывеске булочной, впереди были длинные витрины недавно открывшегося американского обувного магазина. Обувь, вернее, туфли были единственным, чего нельзя было покупать заочно, тем не менее, как всегда, из инстинктивного любопытства и тяги Сергей зашел в магазин. В большом зале было прохладно и пустовато, длинные стеллажи были переполнены разноцветными и разномастными, но в чем-то неуловимо похожими моделями. Повертев некоторые из них, Сергей поставил их на место, они не понравились ему. Впечатление было такое, что все они были сделаны в расчете на очень узкую, сухую и костистую ногу, в них не было теплоты и приветливой мягкости, присущих европейским моделям. Сапоги, покупать которые в конце весны было уже поздно, стояли рядом, их заочно покупать было можно, с ними он никогда не ошибался, их надо было просто брать на размер больше. Он вообще никогда не ошибался в покупках для жены, за прошедшие годы научившись чувствовать саму суть ее фигуры, сама она рассказывала, как на работе женщины удивлялись, когда она говорила им, что заинтересовавшая их вещь на ней была куплена без ее участия, и это их удивление, а может, и зависть были ему, возможно, даже приятней, чем ее собственная радость. Это было едва ли не единственным, что реально происходило, кроме этого была только работа. И деньги. Деньги как всеобщий эквивалент и медленный, по капле заменитель всего на свете.
Размышляя об этом, он вдруг обнаружил, что уже давно стоит перед прилавком одного из магазинчиков, невидяще глядя на развешенные перед ним вещи. Вздохнув, он присмотрелся к ним. Вещи были дорогими и скучными. Ни одна из них не излучала сияния, не посылала невидимого сигнала, в котором трепетал бы призыв «купи меня». И их было мало. Сергей любил вещевые рынки с их бесконечными рядами, где в один нескончаемый пестрый поток было перемешано дешевое и дорогое и было небо над головой. Под открытым небом и вещи казались как-то ближе и человечнее. Пройдя еще через несколько магазинчиков и устав от не оправдавшей себя процедуры, Сергей направился к троллейбусной остановке, решив заняться покупками в предстоящие выходные. Ехать на троллейбусе было вдвое дольше, но спускаться под землю по-прежнему не хотелось. Протрясясь полчаса в троллейбусе, он сошел на остановку раньше и прошел по шелестящему листвой переулку. Завернув во двор, он увидел жену, неспешно входящую во двор с другой стороны. Ускорив шаг, он подошел к ней и взял у нее продуктовые пакеты.
– Привет, – закрываясь рукой от солнца, жена обрадовано посмотрела на него. – Что так рано? Не случилось ничего?
Он улыбнулся.