— Фатима, извините, но, вероятно, Вы догадываетесь, что значит это «СОЗДАНИЕ»? Создание «ЧЕГО»? Или, возможно, это какое-то существо? Когда я записывал легенду со слов старой армянки, мне было чуть больше двадцати, и относился к тексту, как к фольклору, честно признаюсь, не придавал этому значения. И теперь, это «СОЗДАНИЕ» ставит меня в тупик.
— Нет, Иосиф Абгарович, к сожалению, кроме этих слов, передаваемых из поколения в поколение, я знаю только то, что последний в нашем роду ребенок способен изменять форму известных Вам артефактов. Возможно, не только последний, но возможности проверить у нас не было уже четыреста лет. С тех пор, как Иван Грозный захватил Казань, и погиб наш пращур, который обладал Верблюдом. Верблюда наша семья получила в подарок от странствующего дервиша, которого спас от расправы мой далекий предок — печенегский хан.
— Невероятно! Но уверены ли Вы, что девочка унаследовала Ваш дар? — Орбели нервно стал бегать по кабинету. Воткнув куда-то под усы папиросу, он закурил, и клубы сизого дыма скрыли из глаз его и маму.
Дядя Иосиф стал похож на паровоз, на котором они с папой, мамой и сестрой ездили летом на дачу в Сестрорецк к морю. Это было очень смешно. Она засмеялась, но мама укоризненно взглянула на нее и нахмурилась.
— Она последняя в нашей семье, у меня больше не будет детей. Поэтому мы здесь, чтобы Вы могли это проверить. Извините, Иосиф Абгарович, Вы можете не курить, мой муж, Хайрулла, очень не любит, когда в доме пахнет табаком, тем более от моих волос, а мыть их приходится целый день.
Мама не афишировала свою набожность и не носила хиджаб, но платок всегда скрывал ее волосы от глаз посторонних. Когда же раз в неделю она мыла волосы, обе дочери помогали промывать их и, главное, расчесывать не характерные для татар Поволжья густые вьющиеся светло-каштановые волосы. Обычно мама вставала на табурет, чтобы волосы не падали на пол и им с сестрой было удобно их расчесывать. В редкие дни, когда в такие моменты в окна их квартиры заглядывало неяркое ленинградское солнце, казалось, что мама была окутана облаком из сверкающего красного золота.
— Мам, может быть чайку? — голос сына вернул ее к реальности. Он сидел на стуле у кровати и вытирал полотенцем руки. Пахнет хлоркой. Видимо стирал марлевые салфетки, которые приходится менять каждый час.
Это ее младший. Он приезжает до и после работы: постирать, убраться и покормить. Как правило, ночует дома на другом конце Москвы. В полумраке ночника заметны темные круги вокруг глаз и заострившиеся скулы. «Как же он, наверное, устал со мной, — тяжело подумала она, — больше тянуть нельзя, сегодня я должна все ему рассказать».
— Кирюша, переночуй, сегодня, у меня.
— Конечно, мамуль, только сейчас позвоню Ксении, а то она будет волноваться — у нас в Теплом Стане по ночам последнее время неспокойно, — берет телефон и уходит на кухню…
…дядя Иосиф достал из комода небольшую шкатулку. У него подрагивают руки, и с зажатой в пальцах папиросы прямо на пол сыпется пепел. Он открывает шкатулку, в которой на бархатной подушечке лежит металлическая подвеска.
— Доченька, возьми это, — мама протянула ей красивый металлический кулон. На цепочке посверкивает небольшой очень симпатичный зайчик.
Фигурка касается пальцев, они чувствуют холод, как будто зайчика достали не из комода, а только что принесли в дом с мороза, потом ладошку стало покалывать. Ощущение неожиданное и приятное.
— Пожалуйста, сильно-сильно сожми кролика, — глухим голосом просит дядя Иосиф.
— Не бойся, родная, — подбодрила мама.
Она послушно сжимает фигурку и с удивление чувствует, что брюшко зверька мягкое.
— Вот! — она возвращает кролика. На его боку четко стали видны вмятины от детских пальцев, уши и лапки вдавились в фигурку.
— Видите, Иосиф Абгарович, — мама отдает кулон бородачу. Он двумя руками взял кролика и внимательно стал его разглядывать.
— Этого не может быть! — он рассматривает фигурку, пробует пальцем вмятинки на ощупь. Затем подбегает к столу, находит на нем большую лупу и вновь начинает внимательно рассматривать кролика.
— Фатима, невероятно, посмотрите! Мало того, что в руках этого ребенка невероятно твердый металл становится подобен пластилину, но фигурка еще и восстанавливает форму! — глаза Иосифа лихорадочно блестят. — Никогда не видел ничего подобного! Невероятно! — повторяет он.