Он издает какой-то утробный звук, но не пытается остановить. Он просто смотрит на меня, и в его взгляде читается такое же потрясение, какое испытываю сейчас и я сама.
– Что это было? – шепчу я.
– О чем ты? – отвечает он, пристально глядя на меня. И тут я понимаю, что он этого не услышал, не ощутил.
– Не знаю. Прости, – эти слова вырываются у меня безотчетно. – Я не хотела…
Он качает головой, тоже сделав шаг назад.
– Не бери в голову, Грейс. Все в порядке. Ведь тебе пришлось столько всего пережить.
Он имеет в виду то, что случилось с Лией, говорю я себе. Но ведь тогда и ему пришлось много чего пережить. И по нему это заметно, я понимаю это, когда окидываю его взглядом с головы до ног. Сколько я его помню, он никогда не был таким худым, так что теперь его умопомрачительные скулы и волевой подбородок кажутся еще рельефнее. Его темные волосы стали чуть длиннее и выглядят непокорнее, чем обычно, они почти полностью закрывают его шрам, а фиолетовые круги под глазами так темны, что похожи на синяки. Он по-прежнему прекрасен, но теперь его красота подобна открытой ране, от вида которой у меня щемит сердце.
Чем дольше я смотрю на него, тем больше меня одолевает паника. Такие изменения не могли произойти за одну ночь. Волосы у людей заметно не отрастают за день или два, и они не худеют так быстро. Что-то произошло, что-то существенное, но я почему-то не помню что.
– В чем дело, Джексон? – Когда он не отвечает, я поворачиваюсь к дяде, чувствуя вдруг вспыхнувший гнев. Как же мне надоело, что меня все время держат в неведении.
– Скажи мне ты, дядя Финн. Я знаю – что-то не так. Я это чувствую. К тому же у меня что-то с памятью, и…
– У тебя что-то с памятью? – повторяет дядя Финн, впервые подойдя ко мне близко с тех пор, как сюда вошел Джексон. – Что именно ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что не могу вспомнить, что я ела сегодня на завтрак. Или о чем мы с Мэйси говорили вчера перед тем, как лечь спать.
Джексон и дядя Финн обмениваются долгими взглядами.
– Прекратите, – говорю я им. – Не пытайтесь вести себя так, будто меня тут нет.
– Мы и не пытаемся, – заверяет меня дядя Финн, примирительно приподняв руку ладонью вверх. – Мы, как и ты, пытаемся понять, что к чему. Давайте пройдем в мой кабинет и поговорим. – Он поворачивается к миссис Хейвершем. – Не могла бы ты вызвать сюда Мэриз? Скажи ей, что здесь Грейс, и попроси прийти как можно скорее.
Она кивает.
– Само собой. Я дам ей знать, что это срочно.
– А зачем нам Мэриз? – Я чувствую, как мышцы живота напрягаются при мысли о том, что меня опять будет осматривать наша школьная фельдшер, по совместительству являющаяся вампиром. После последних двух осмотров мне пришлось проваляться в кровати куда дольше, чем хотелось. – Я же не больна.
Но тут я во второй раз за сегодняшний день опускаю взгляд на свои руки, и ко мне наконец приходит осознание того, что они окровавлены и все в синяках.
– Вид у тебя, прямо скажем, неважный, – нарочито спокойным тоном говорит мой дядя, когда мы входим в его кабинет и он закрывает за нами дверь. – Я просто хочу, чтобы тебя осмотрел медик, чтобы убедиться, что все в порядке.
У меня накопилась куча вопросов, и я твердо настроена получить ответы на них. Но, когда я усаживаюсь на один из стульев, стоящих напротив письменного стола дяди Финна из вишневого дерева, сам он пристраивается на угол столешницы и начинает задавать мне собственные вопросы:
– Я понимаю, что это может показаться тебе странным, Грейс, но не могла бы ты сказать мне, какой сейчас месяц?
– Какой месяц? – У меня падает сердце, сжимается горло, и я с трудом выдавливаю из себя: – Ноябрь.
Когда Джексон и дядя Финн переглядываются опять, до меня доходит, что с моим ответом что-то здорово не так. По спине моей бегут мурашки, я пытаюсь сделать глубокий вдох, но на мою грудь словно давит тяжелый груз, и у меня ничего не выходит. В висках стучит кровь, я чувствую себя все хуже, но отказываюсь сдаться на милость тому, что обещает стать полномасштабной панической атакой. Вместо этого я хватаюсь за края стула, чтобы дать себе точку опоры, и трачу следующую минуту на то, чтобы мысленно перечислить несколько предметов в комнате, как меня учила мать Хезер после того, как погибли мои родители.
Письменный стол. Часы. Комнатное растение. Волшебная палочка. Ноутбук. Книга. Ручка. Папки. Еще одна книга. Линейка. К тому времени, когда я дохожу до конца перечня, мой сердечный ритм становится почти нормальным и мое дыхание тоже. Вместе с этим я обретаю абсолютную уверенность в том, что случилось нечто ужасное.
– Какой месяц? – тихо повторяю я, повернувшись к Джексону. С первого моего дня в Кэтмире он был со мной так честен, как только мог, и именно это мне нужно теперь. Я беру его руку, обхватываю ее обеими ладонями. – Пожалуйста, Джексон, скажи мне, чего я не знаю?