Она обвила руками его шею, а сама прижалась близко — близко, боясь, что он может её покинуть.
— Эдвард, — тихо шептала Адель в перерывах между поцелуями.
Её пальцы зарылись в русые волосы, нежно взъерошив их… Как же давно она мечтала об этом! Мечтала и боялась себе в этом признаться, но вино размыло границы её скрытого благоразумия.
— Аделин, мы не должны… — оторвавшись от её губ прошептал герцог, отводя сторону горящие, зелёные глаза.
— Боже, Эдвард, прошу тебя, хоть раз забудь о том, что правильно, а что нет! — Аделин потянула его в сторону широкой постели.
Сделав несколько шагов, она оступилась и уже через мгновение оказалась прижатой к мягкой перине. Где-то внизу живота зарождалось знакомое томление, которого Адель не испытывала уже несколько лет, вот только сейчас она прекрасно знала, что ждёт её впереди.
Эдвард медлил, внимательно смотря на неё своими болотными глазами, и подобное совсем не устраивало девушку, потерявшую связь с реальностью несколько минут назад.
Вновь отыскав его губы, Аделин восторжествовала, услышав хриплый полустон. Она шевельнулась, крепче прижимаясь к сильному телу.
— Аделин, это неправильно, это…
— Эдвард, не отталкивай меня, прошу, — проговорила Адель, начав расстёгивать его белоснежную рубашку, одновременно покрывая лёгкими поцелуями его лицо, — я… Не оставляй меня!
После этой фразы действия герцога наконец стали более смелыми. Приспустив лиф нежно-лилового платья, он накрыл рукой упругие полушария груди с бледно-розовыми сосками.
Адель выгнулась навстречу этому прикосновению, безмолвно прося о большем. Она сама помогла ему избавить себя от ненужной преграды в виде шелкового платья, оставшись в одной тонкой сорочке. Девушка не сдерживала стонов, когда тяжёлая масса каштановых волос разметалась по подушке, а спина выгнулась дугой от обрушившихся на тело ласк.
Реальность настигла её в тот миг, когда она почувствовала тяжёлую руку на внутренней стороне бедра. Страх охватил всё её существо, стоило ей вновь ощутить на себе сильное мужское тело. Алан никогда не заходил так далеко! Алан! Имя жениха, промелькнувшее в голове, в этот миг тут же отрезвило её.
Аделин резко оттолкнула герцога, пытаясь вернуть себе свободу.
— Да как вы смеете! — она задохнулась от возмущения, отбиваясь от его рук и отползая на ложе как можно дальше, — как вы посмели касаться меня? Или вы заигрались в мистера Брауна?
Эдвард тяжело дышал, пытаясь унять безумную страсть, которую так легко разожгла в нем своими губами его Аделин. Ничего не понимая, он смотрел на её рассерженное лицо, но послушно убрал руки.
— Что я сделал не так, Аделин? — проговорил он, заставляя себя говорить ровно, но голос всё равно получился хриплым.
— Как вы смели касаться меня?
Он растерянно окинул взглядом её хрупкую фигурку, сжавшуюся в углу кровати.
— Но вы сами просили меня, — сказал он.
— Вы! Вы! — она вдруг размахнулась и отхлестала его ладошкой по щекам, — да кто вы такой, чтобы приближаться ко мне? Как вы посмели?
Он отпрянул и опустил глаза, стараясь сдержать охватившее его желание всё же отшлёпать её, как советовал когда-то дядя.
— Вы сами просили меня, — спокойно повторил он.
— Я глупая девушка, которая ничего не смыслит в любви, а вы? Вы — мужчина, вы — брат моего жениха, вы должны иметь голову на плечах!
Эдвард отвернулся, пряча от неё выступившие на глазах слёзы. Он не знал, от чего они появились. От безумного разочарования в том, что все её слова оказались пустыми. Или от того, что она была права, и он должен был иметь голову на плечах, которую потерял где-то по пути в Стамбул. Он должен нести ответственность за неё, за брата… Он должен думать головой… Только вот голова его отказывалась думать, когда он видел её, и все здравые мысли куда-то девались, когда она его касалась. Это всё было одной сплошной ошибкой — его решение ехать в Турцию, чтобы выполнить её желание и самому побыть рядом с ней. С тех пор чувства его перестали быть контролируемы, поступки потеряли логику, а сам он превратился в непонятно кого — то ли её лакея, то ли бандита с большой дороги. От него прежнего ничего не осталось.
— Простите меня, леди Аделин, — проговорил он, поднимаясь на ноги.
Но Аделин не готова была щадить его чувства.
— Ваш поступок — это полное неуважение ни ко мне, ни к Алану. Вы использовали меня, забыв о родственных чувствах, о чести и совести! Вы…
— Замолчите!
Эдвард направился к двери. Если он не уйдет сейчас, то будет уже поздно.