Эдвард сжал голову руками. Он поручился, что брат его не вывезет клад…
Первые панические мысли и злость на беззаботного Алана улеглись, и теперь он мог только смотреть на спокойное лицо Аделин, которая смотрела на него с разворота и немного улыбалась. Его сердце сжималось от нежности, когда он видел её. Хорошо, что Алан решил сфотографировать Аделин в подражание Генриху Шлиману, сделавшему подобный же снимок своей жены Софии. Аделин очень шли украшения. В драгоценном уборе её юношеский задор уступал место чуть ли не королевской стати.
Поняв, что просидел над газетой всё утро, герцог попытался сообразить, что ему теперь следует делать. Никакого желания связываться с представителями Османской империи у него не было, а французский лайнер, что стоял на рейде в Стамбуле, уходил только через две недели. Уехать в Париж? Всё равно в Лондон путь ему закрыт. Подойдет любая столица мира. Хоть Нью-Йорк, Париж или Санкт-Петербург. Жаль, что Англия сейчас не ведёт войн.
Эдвард прошелся по комнате. Война — самое место для таких, как он, разочаровавшихся в жизни неудачников. Пощекотать нервы и в конце поймать пулю — что может быть проще? Отдать ненужную жизнь за короля и отечество, а потомкам передать в наследство награды героя… Тем более, что его потомки — это дети Аделин.
Мысль его сделала круг и вернулась к Аделин. Он подошёл к столу и стал снова рассматривать её портрет. Провел рукой по линии её носа. Ему казалось, что он слышит её голос за дверью, что сейчас она войдет и бросится в его объятья. Он даже обернулся и прислушался, но было тихо.
Турки будут очень злы.
Он снова сел, размышляя. Наверно, следует поехать к дяде и просить его одолжить ему его ялик, чтобы ночью уплыть к берегам Греции.
Ему снова послышался голос Аделин.
Эдвард решил, что окончательно сходит с ума, и уже любой женский голос кажется ему голосом его возлюбленной.
В Греции он сможет провести то время, пока Англии не понадобятся офицеры для очередной военной авантюры. Эдвард усмехнулся. Да… Очень удачное место, тем более, что мысль о героической смерти нравилась ему всё больше. Тогда время, отмеренное ему Господом, можно будет использовать для поездок по этой стране. Возможно сейчас ему всё это неинтересно и кажется совершенно скучным и неважным. Но если он будет знать, что скоро всё это закончится, то, возможно, его интерес к раскопкам и древностям немного восстановится.
В дверь постучали. Герцог вздрогнул, но позволил своему слуге открыть.
На пороге стоял служащий отеля.
— Вам записка, сэр, — произнес он по-английски и поклонился.
Эдвард поднялся и сам взял записку.
«Ваша светлость,
прибыв в Стамбул я узнала, что вы уже некоторое время находитесь здесь. Было бы очень приятно встретить старого знакомого, потому что я совсем никого здесь не знаю. Возможно, вы введете меня в местное общество. Жду вас в кафе у Мустафы за столиком у колонны через два часа.»
Записка была не подписана. Почерк показался Эдварду знакомым, но он не мог вспомнить, кто же так писал. В последнее время его не интересовали женщины, и он не был вхож в местное общество, но в помощи старой приятельнице, кем бы она ни была, он отказать не мог. Мысль о том, что он отправится на войну и наконец-то с честью расстанется с жизнью, настолько окрылила его, что Эдвард с улыбкой посмотрел на портрет Аделин. Пусть Аделин будет счастлива. А у него впереди приключения и… Подвиг во имя Англии.
Глава 11
Береговая линия состояла из множества небольших, выходящих к морю площадок, у каждой из которых был свой характер и неповторимый колорит.
Эдвард много раз бывал здесь, и всегда шёл одним путем. Так же, как когда-то ходили они с Аделин. Тогда её рука лежала на его руке, и она говорила что-то про Алана, от чего его сердце сжималось от ревности. Это теперь он понимал, насколько счастлив был тогда.
День клонился к вечеру. Таинственная дама, забывшая подписать записку, назначила ему свидание в знаменитом кафе, выбрала время на закате. Говорит ли это о её желании завести с ним роман? Эдварду смешно было даже думать об этом. Женщины не вызывали его интереса, и он старался избегать их с тех пор, как… Как Аделин, а вместе с ней и жизнь, покинули его, оставив вместо себя только пустую оболочку. Он смотрел на лодочки, вспоминая, как они катались в одной из них, любуясь городом с воды. Аделин тогда улыбалась ему, не забывая упоминать имя Алана, наверно для того, чтобы он не смел сходить с ума от счастья, что она сидит рядом и так радостно смотрит по сторонам. Откуда у неё эта бьющая ключом энергия, это восторженное отношение к жизни, эта радость, отражающаяся в глазах? Радость, которой она щедро делилась с ним, когда была рядом, и которую всю до последней капли забрала с собой, ступив на палубу лайнера?