Наш дальнейший час, проведенный на рынке, проходил по следующей схеме: Маркус находил продукты, доводил беднягу-продавца до икоты, торгуясь так, будто от этого зависели наши жизни. После чего с видом победителя и с трофеями в руках шел к следующей палатке.
Я бы так точно не смогла.
Давно заметила одну интересную особенность. Самые сильные чувства восхищения и негодования у нас вызывают люди, которые делают то, что мы сами себе не позволяем. Мы либо смотрим на смельчака восторженным взором, в тайне мечтая походить на него. Либо осуждаем, считая его поведение недопустимым, но лишь потому, что сами запретили себе так поступать.
Маркус вызывал восхищение. Я всегда боялась так дерзко торговаться, опасаясь вызвать недовольство продавца. Но арамерец своим примером показал, что гнев торговца не так страшен. Да, некоторые были не в восторге от чрезмерной прижимистости Маркуса. Однако большинство, наоборот, с удовольствием включались в игру. Они рассказывали о своих товарах, спрашивали военнопленного, откуда он родом, делились секретами о том, у кого на рынке стоит покупать вино или фрукты, а к чьим прилавкам лучше не подходить.
За время, проведенное на рынке, Маркус успел перезнакомиться по меньше мере с десятком торговцев, большая часть из которых выражала надежду завтра вновь пообщаться с рабом.
Мы купили фасоль, свинину, лимон, пару апельсинов, крупную рыбину, головку сыра, капусту, лук и хлеб. По личному настоянию Маркус взял какие-то специи, уверяя, что с их помощью приготовит рыбу, от которой я вознесусь к богам. Надеюсь, это была метафора, означающая, что мне понравится вкус, а не что я умру после первого кусочка и отправлюсь к Далару.
Честно говоря, после морковки я закрыла глаза на дерзкое поведение раба. В какой-то момент мне даже начала нравится та страсть, с которой Маркус покупал продукты. Как он их рассматривал, обнюхивал, рассказывал, что может приготовить из этого.
Мой организм, до того через силу запихнувший в себя мало съедобный овощной суп, приготовленный Виром, капризно скулил и требовал разрешить этому невероятному мужчине творить на рынке все, что тот сочтет нужным, лишь бы по итогу нас ждал обещанный ужин.
Это было абсолютно недопустимо с педагогической точки зрения, но я бы посмотрела на вас, посиди вы все последние месяцы на аскетичной диете. И не на такое закроешь глаза, особенно когда тебе пообещают, что к запеченной рыбке приготовят салат из свежих овощей с секретным соусом. Да пусть хоть весь рынок на уши поставит — лишь бы накормил.
Вернувшись домой, я устало рухнула на диван в гостиной, но любопытство не дало слишком долго разлеживаться. Из кухни слышались шум, грохот и, Рамон по вашу душу, пение! Маркус пел! И весьма неплохо.
Против такого я не смогла сдержаться и, хоть ноги гудели после долгой прогулки, отправилась посмотреть на бесплатное представление.
Зашла на кухню, а там брюнет во всю жонглировал овощами, сковородками, ножами. На счет жонглирования я, конечно, преувеличила, но обращался с утварью арамерец мастерски.
К моему появлению военнопленный успел разжечь очаг и начал разделывать рыбу. При всем при этом еще и пел, зараза. Да так красиво, что можно было заслушаться.
Я постаралась тихонечко подкрасться, пользуясь тем, что Маркус стоял ко мне спиной, но он все равно услышал мои шаги, обернулся. Добродушно улыбнулся, оборвав песню, и пояснил, что собирается основную часть рыбы использовать для ужина, а из головы, плавников и хвоста приготовить на завтра ароматный бульон.
У меня и завтра будет вкусный обед! Потрясающе!
— О чем ты пел?
Я довольно неплохо знала арамерский язык, но не все слова в песне поняла. Очевидно, она была или на незнакомом мне наречии, или на языке древних арамерцев.
— Да в общем-то… — Маркус смутился, — Там нет глубокого смысла. Мне ее бабушка в детстве пела. В песне говорится о том, что наступает рассвет, по реке плывет лодка, которая несет к любимой.
— Спой ее еще раз, — попросила я, присаживаясь на лавку.
Маркус еще больше смутился, но не стал отнекиваться и затянул песню. Легкую, светлую, от которой так и веяло добром. Вернулся к рыбе, продолжая напевать. Натер ее специями, вложил внутрь кружочки лимона, сбрызнул оливковым маслом и отправил в печь запекаться. А сам взялся резать овощи на салат.
— Жалко, что тебя купила госпожа Эйстерия, — произнесла я, когда песня закончилась. — Потому что тогда я смогла бы пристроить тебя поваром в какой-нибудь богатый дом.
— Вот еще, — Маркус вновь решил возразить. — Я бы не стал готовить. Делать это по принуждению? Ни за что!