Однако я не спешила разубеждать Маркуса — пусть думает, что в любой момент может быть наказан. Он и так слишком вольготно чувствует себя в доме. Так что, отвечая на вопрос, я решила подыграть его представлениям о том, как воспитывают рабов:
— Во-первых, на теле могут быть порезы, и, если в них попадет грязь, начнется гниение. Придется отрезать руку… или ногу, — я специально говорила это нарочито пугающим тоном. — Будет жаль, если к концу обучения раб окажется инвалидом. А, во-вторых, ты уж прости за прямоту, но несет от тебя так, будто ты неделю спал в обнимку с козой.
— В принципе, Вы не далеки от истины, — улыбнулся брюнет.
Судя по всему, моя попытка напугать арамерца провалилась. То ли он не воспринял мои слова всерьез, то ли морально был готов к любым наказаниям.
Мы прошли по коридору во второй отсек дома, предназначавшийся для слуг. Обстановка здесь контрастно отличалась от убранства господских помещений: скромно, без излишеств. Вдоль стен выстроились в шеренгу восемь кроватей. К каждой жался небольшой сундук для личных вещей раба, если таковые имелись. В комнате был небольшой диванчик, чтобы я могла проводить занятия в этом помещении. В левом углу стоял стеллаж со свитками. В нем находилась лишь небольшая часть того, что хранилось в моем кабинете.
В основном здесь лежали стихи, которые учили рабы, чтобы услаждать слух господ. Чуть больше места занимали свитки с рекомендациями о поведении в высоком обществе: к кому и как обращаться, как прислуживать за столом, в какие туалеты облачать хозяев и прочие важные моменты. Стандартные учебные пособия, которые мне давно были без надобности. Я и без свитков помнила все настолько подробно, что хоть ночью разбуди — отвечу без запинки.
Сами воспитанники свитков не читали. На моей памяти лишь несколько раз к нам привозили рабов, знавших письмо. Все они были из соседней Иллейской империи. В ту пору я еще жила в этом доме вместе с теткой.
К примеру, один раб оказался известным педагогом у себя на родине. Тетка продала его за баснословные 2000 далариев — немыслимую сумму по тем временам. Даже сейчас, когда цены на рабов значительно выросли, на две тысячи было можно купить несколько рабов.
Для понимания: обычный раб, допустим, из обедневшей крестьянской семьи или из наших колоний, стоит 200 далариев. Разбойники или беглые рабы — еще дешевле, обычно около сотни далариев. И то, если у них есть какие-то ценные навыки. Хорошего повара, строителя или охранника могут продать и за 250–300 далариев. Мои воспитанники стоят не меньше 700 далариев. Кстати, интересно, за сколько купили Маркуса?
Возле стеллажа со свитками имелась дверь в соседнее помещение. Там находилась уборная, умывальник и душ. Между прочим, такие душевые даже не в каждом состоятельном доме имеются, а в нашем даже слуги могли споласкиваться под проточной водой.
Вода текла по желобу прямо из стены, поливая раба сверху. Причем, струя была теплой, потому что в подвале находилась печь для нагрева. И сам поток воды можно было перекрыть вручную прямо из душевой.
Это все благодаря дружбе моей тетки с самыми влиятельными и прогрессивными жителями нашего города.
В противоположной от ванной стороне имелась дверь, прячущая за особой особенное помещение: комнату, которой боялся каждый раб — дисциплинарную.
Впрочем, с вами могу поделиться. Не самом деле дисциплинарная не настолько страшна. Атмосфера там действительно мрачная, подходящая для того, чтобы провинившийся раб как можно быстрее раскаялся в поступке и впредь старался не подпадать в эту комнату. В остальном: обычные розги для порки, от которых долго болит зад, несколько плеток и кнутов, для тех, кто не понимает с первого раза. Но по большей части все они пылятся без надобности. Редко кто из рабов решает испытывать мое терпение и давать поводы для посещения дисциплинарной.
Я позвала Вира, чтобы тот снял с новенького тяжелые ржавые оковы. По-хорошему, надо было сделать это перед обедом, но я была такая голодная, что сначала забыла освободить раба, а потом уже как-то не видела смысла срочно избавлять Маркуса от железных браслетов, он и в них прекрасно справлялся с трапезой.
Когда оковы с грохотом упали на пол, арамерец с удовлетворением потер запястья и шею, на которых остались ссадины и красные следы от впивавшегося в кожу металла.