У меня вдруг закружилась голова от безумной идеи, внезапно пришедшей в голову. Если Мелвер говорил правду, Конте владел магией порталов. Он мог решать, идти через портал или нет, и ни одна сила не могла уволочь его против воли. Значило ли это, что императорская кровь управляла порталами? Конечно, это было лишь сумасшедшим предположением, но.
Что случится с порталами, если потомки императора исчезнут вовсе?
Но вокруг кипела битва, и сейчас мне было не до фантазий.
Половина людей Мелвера потянулись за боевыми зельями, едва увидели, что мы бросаемся в схватку, — и полностью открыли себя для удара. А мы с Конте этим воспользовались, сократив число противников вдвое. Конте был прав, говоря, что первый враг охотника — безалаберность.
Клинки сверкали в воздухе, скрещиваясь, как струи дождя. Мы с Конте стояли спиной к спине, пьяные боем и свирепые от ярости. Я дралась яростно и отчаянно, защищая себя и Конте, сжав губы и презирая правила.
И не успела понять, почему всё вдруг стихло. А потом обвела взглядом поле битвы — и поняла, что мы победили.
— Ты… пожалеешь, — прохрипел Мелвер, закрывая рукой рассечённый бок.
Конте вложил меч в ножны:
— Не думаю. Почти все твои люди живы. Подумай об этом.
Голос Мелвера упал до шёпота:
— Ты мог бы. получить силу. Власть. Если бы позволил мне. помочь.
Конте не обернулся:
— Нет. Идём, Закладка.
Лошадей, оставленных наёмниками в низине, мы нашли быстро. Я вспрыгнула в седло первой.
— Мне очень жаль, — промолвила я, глядя сверху вниз на Конте. — Из-за подложного письма Ниро — и из-за твоего отца. Зато теперь мы хотя бы знаем правду.
— Слишком много правды, — пробормотал Конте, залезая в седло.
— Да. — Я невесело усмехнулась. — Жаль, Тень пропустил эту встречу. Уверена, ему нашлось бы что сказать Джейме.
Конте пристально посмотрел на меня:
— Что ты о нём думаешь? — негромко спросил он. — О Тени?
— Он спас тебя, — просто сказала я. — Когда я вышла из экипажа и увидела тебя, это была самая счастливая минута в моей жизни. Я поверить не могла, что ты всё это время был жив. Что тебе помог Тень. Что он. ну.
Конте понимающе ухмыльнулся:
— Оказался не таким уж полным мерзавцем?
— Самое страшное, что я не знаю, мерзавец он или нет, — беспомощно произнесла я. — Всё, что Тень сделал для меня и для тебя, — это как ослепительная звезда, Конте. А потом я вспоминаю, что Тень служит Церону и все мерзости, что происходят в Рин Дредене, происходят с его ведома, и эта звезда словно падает в болото.
Конте долго молчал.
— Да, — наконец произнёс он. — Знакомое чувство.
— Тебе ведь сейчас очень тяжело? — тихо спросила я. — Ты узнал, что Ниро жив, держал в руках письмо от него, а потом…
Конте покачал головой. Протянул мне руку, и я сжала её.
— Потом, — мягко произнёс Конте. — Нам обоим стоит отдохнуть после такого дня.
И только когда я пустила свою лошадь в галоп вслед за ним, до меня дошло, что, когда речь зашла о Ниро, Конте вновь ушёл от ответа.
Глава 7
Ночь застала нас в одном из многочисленных придорожных трактиров. Завтра к обеду мы должны были быть в Рин Дредене. В Чед Нату мы с Конте по молчаливому уговору решили не возвращаться: Гирен был мёртв, Джейме сбежал, и других дел у нас в городе не осталось.
Впрочем, я полагала, что скоро услышу шепоток, что девушкам из домика Чёрных Роз выплатили немалую компенсацию, а домик закрыли. В конце концов, Тень не бросал слов на ветер.
Я сидела на постели, глядя на стакан с вербеной. С такой простой настойкой. Достаточно выпить её — и всю ночь спать без сновидений.
«Не пей вербену».
Я взяла стакан и долго-долго смотрела на него. Избавление от моих кошмаров. От огромной чёрной плети с рукояткой, которую Церон готов был использовать. по назначению. От пыток, от раскалённой лавы, от.
Доверия.
«Если вместо того, чтобы мне довериться, ты предпочитаешь меня запереть — тебе нужна не я».
Тень мне доверился.
А я.
Я не могу довериться ему. Тень далеко, и со мной никого нет. Конте взял нам два номера в полной уверенности, что я выпью вербену. Ему даже в голову прийти не может, что я откажусь.
Я не хочу попадать в мир кошмаров. Не хочу умирать или сходить с ума. Ведь мне будет достаточно одной-единственной ночи, чтобы проснуться с изломанной душой, исковерканной страшными воспоминаниями, которые будет невозможно забыть.