– Возможно, это последствие удара о металлические перила, – добавила Гриффони. – Падая, он стукнулся о них головой.
– Имя пострадавшего? – Гвидо вернулся к столу.
– Не знаю. В кармане у него были ключи от квартиры. Ни документов, ни пальто…
– Наверное, он живет где-нибудь неподалеку, – сказал Брунетти. – Могу я его увидеть?
Гриффони покачала головой.
– Медсестры предупредили, чтобы раньше пяти утра я не приходила. У них не хватает персонала, так что в палаты не пускают никого, кроме врачей и самих пациентов.
– А ты не пробовала…
Она не дала ему договорить.
– Я испробовала все, кроме прямых угроз, – не помогло. Та медсестра, с которой я беседовала, еще говорила со мной по-хорошему. Сейчас они вносят в компьютер информацию о пациентах и лучше их не отвлекать. – Видя, что Брунетти собирается что-то сказать, Клаудиа добавила: – Так будет лучше, Гвидо. – Она посмотрела на часы. – Нужно подождать чуть больше часа.
Коллега честно пыталась его приободрить, но ее собственный голос звучал устало.
Брунетти смирился с этой задержкой. То ли упал уровень адреналина в его крови, то ли сила воли иссякла, но противиться усталости он больше не мог. До этого комиссар стоял, упираясь обеими руками в спинку ближайшего стула, но теперь обошел его и опустился на сиденье.
Гвидо поставил локти на стол, наклонился, закрыл лицо ладонями и потер глаза. Внезапно ему очень захотелось помыть руки и умыться горячей водой.
Гриффони встала из-за стола и сказала, что пойдет поищет уборную, но Брунетти даже не поднял глаз. Да что там: он их даже не открыл. Дверь открылась и закрылась. Брунетти положил руки на стол и опустил на них голову.
Очнулся он, когда Клаудиа позвала его по имени и тронула за плечо.
– Гвидо, начало шестого! Мы можем пойти наверх.
Говорить Брунетти не хотелось, шевелиться тоже. Заряд бодрости, полученный от чашки кофе, давно улетучился. Но Гвидо послушно побрел за Клаудиа в радиологию. Когда они вошли, медсестра за столиком кивнула Гриффони:
– Он так и не пришел в сознание.
– Мы можем его увидеть? – спросила Клаудиа.
Медсестра глянула на Брунетти, и тот сказал:
– Я тоже из полиции.
Она кивнула, и Гвидо с Клаудиа прошли дальше по коридору. Почти в самом конце, у стены слева, на каталке лежал человек, укрытый одеялом. Из-под одеяла тянулись провода к металлическому штативу, а оттуда – прямиком к закрепленному наверху прибору, похожему на блок предохранителей.
Клаудиа кивком указала коллеге на каталку и направилась туда. Брунетти тоже подошел и посмотрел на пациента.
Это был тот самый седовласый мужчина, спутник профессорессы Кросеры.
7
– Что? – спросила Гриффони, посмотрев на Гвидо.
– Я его знаю, – ответил он. – Его жена неделю назад приходила ко мне поговорить.
– О чем?
– О сыне. Она опасается, что парень наркоман.
– А он действительно наркоман?
Клаудиа и прежде говорила тихо, но как только речь зашла о мальчике, отошла от каталки. Брунетти последовал за коллегой.
– Может, и да. Мать мало что смогла о нем рассказать. Лишь то, что он ведет себя странно, забросил учебу, не слушает, что ему говорят…
Гриффони спросила вполне серьезно:
– Только это?
Брунетти пожал плечами.
– В общем, да, – ответил он, вспоминая, что именно сообщила ему синьора Кросера и свое нежелание в этом участвовать.
– И что ты ей сказал?
– Попытался объяснить, что мы мало что можем сделать в этой ситуации. Конкретной информации она мне не дала. Я даже не уверен, что поведение мальчика, которое она описывает, связано с наркотиками. – Отвечая на скептическую гримасу коллеги, Брунетти пояснил: – Парню пятнадцать, он стал угрюмым, замкнутым…
Клаудиа кивнула, выражая понимание и согласие.
– Странно, но большинство родителей, с которыми мне доводилось общаться, хотят услышать, что этого быть не может, что их дети ни в коем случае не… – Она завершила фразу красноречивым жестом, описывающим все то, что родители не желают знать о своих отпрысках.
Брунетти глянул на мужчину. Тот лежал на спине, со слегка запрокинутой головой, словно демонстрируя всем свою повязку, похожую на сбившийся набок тюрбан: с одной стороны она прикрывала часть лба и ухо, с другой – переходила в широкую, с ладонь, ленту над вторым ухом. Невозможно было понять, что под повязкой и где, собственно, находится повреждение. Рана ли это, которую зашили? Или царапина, продезинфицированная и прикрытая бинтом из гигиенических соображений? Или же упомянутая доктором вмятина? На лице у пострадавшего были ссадины и порезы, нижние и верхние веки припухли. Похоже, он был погружен в глубокий сон.