Итак, она стояла перед ним, простоволосая, в сверкающих белизною одеждах, озаренная бледно-голубым сиянием и повторяла раз за разом:
- Думай о свече, монах. Ты должен зажечь эту свечу.
Она повторяла и повторяла эти слова, пока постепенно не слились они для Франциска в сплошной поток звуков, уже лишенных какого-либо смысла, уже проходящих мимо его сознания. И вдруг он увидел, что крохотная красная искорка - яркая-яркая на голубом фоне - появилась на самом кончике фитиля, и от искорки этой потянулась вверх тонкая струйка дыма. В это мгновение ощутил он вдруг огромный прилив сил и понял, что, стоит ему только захотеть - и свеча вспыхнет ярким пламенем. Она тут же вспыхнула - потому что он действительно захотел этого. И в то же мгновение мир снова погрузился во тьму, и только голос его любимой звучал вдогонку за проваливающимся в небытие сознанием:
- Теперь ты не умрешь, монах. Теперь ты останешься жить.
Когда Франциск очнулся, снова стоял день. Под окном слышался звук проезжающей телеги - именно этот звук и разбудил монаха. Палач продолжал выполнять свою страшную работу. Франциск повернул голову и увидел свою возлюбленную - он заранее знал, что увидит ее у изголовья. Как знал откуда-то и то, что будет на ней надето это строгое черное платье, хотя никогда прежде и не видел его. Как знал - хотя и старался загнать это знание поглубже в подсознание - что встреча их не принесет ему счастья. Дар предвидения - страшный дар. Но предвидение не в состоянии изменить текущего мгновения.
Франциск слабо улыбнулся.
- Я не умер, - сказал он тихо.
- Ты теперь не умрешь, монах, - ответила она.
Он хотел по привычке произнести молитву, но язык не повернулся во рту, чтобы повторить столько раз прежде сказанные слова. Он знал - теперь он знал это наверняка - что не Богу обязан он своим спасением. И она, угадав, что творится в душе у Франциска, подтвердила:
- Тебя спас не Бог, монах.
- Меня спасла ты, - сказал он неуверенно, после небольшой паузы.
- Нет, монах. Это было не в моих силах. Тебя спасла твоя пси.
Он впервые услышал это слово. Но не удивился. Все в мире обозначается словами, и если то, что спасло его, не принадлежит к известным и привычным понятиям, то и слово для его обозначения должно быть незнакомым. Он не удивился. Он просто спросил:
- Пси? Что это такое?
- Это - дар Тлагмаха, - ответила она и замолчала. Потом встала, вышла из комнаты и вернулась через пару минут, держа в руках небольшой тазик. Она поставила его у изголовья, обмакнула туда какую-то тряпицу и, отжав ее, стала вытирать монаху сначала лицо, потом, откинув одеяло, плечи, грудь, руки. Вода с уксусом приятно холодила тело, и на какое-то время он забылся, впитывая в себя это ощущение. Только когда она закончила свою работу и снова накрыла его одеялом, он вспомнил, о чем они говорили.
- Тлагмах, - произнес он, пробуя на слух незнакомое имя. - Кто это Тлагмах?
- Это слишком долго объяснять, монах. Как-нибудь я расскажу тебе о нем. Спи, - и она вышла из комнаты, прикрыв за собою дверь.
Так или почти так происходили события, оказавшие впоследствии столь огромное влияние на судьбы всей Европы, да и всего остального мира. Миллионы людей живут, совершают разные поступки, любят или ненавидят, работают, рожают детей, убивают и спасают от гибели - и не оказывают при этом на ход истории сколько-нибудь заметного влияния, создавая лишь общий фон, на котором происходят исторические процессы. Лишь потому, что всегда и всюду ведут себя так, как предписывает им конкретное окружение, лишь потому, что их реакции остаются предопределенными заранее. Миллиарды людей прожили свои жизни и умерли, и нам никогда уже не суждено узнать хоть что-нибудь об их жизни и поступках. И кажется просто чудом, когда поступки каких-то отдельных людей вдруг проступают сквозь время так отчетливо, будто мы видим их наяву. Как тут не задуматься о будущем, из которого, быть может, столь же отчетливо увидят и нас, как бы мы ни пытались скрыть свои деяния?..
Неистовый аббат Франциск Гранвейгский давно уже спит в могиле. Мы не знаем места его погребения, не знаем точной даты смерти, даже имя его людьми было практически забыто. И тем не менее деяния его оказались столь значительными, что даже сегодня, спустя столетия, многое в нашей жизни определяется их отдаленными последствиями. Именно это обстоятельство позволяет думать, что мы еще очень многое узнаем о судьбе неистового аббата, и те эпизоды из его бурной жизни, которые сегодня мы вынуждены домысливать, завтра, быть может, станут известны с документальной точностью. Франциск Гранвейгский оказался одним из немногих, кому довелось услышать о даре Тлагмаха, и своими чудовищными злодеяниями, самой своей ужасной судьбой - ибо судьба злодея, если злодей этот не психический дегенерат, если творит он злодеяния не ради них самих, а преследуя некую отвлеченную цель, эта судьба всегда ужасна - своей судьбой этот аббат сообщил нам через столетия о той опасности, которую таит в себе этот дар.