История повторялась с точностью до наоборот. Но когда Патрик включил лампу на столике у кровати, она сразу отчетливо поняла по его лицу, что вряд ли сегодняшнее свидание покажется ей таким же приятным, как тогда, когда инициатива исходила от нее…
5
— Так-так, — протянул он. — Наконец-то ты вернулась, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся. Следует ли это понимать так, что он не ограничился только прощальным поцелуем?
Будь это кто-нибудь другой — а не Патрик! — она реагировала бы как любая выведенная из себя женщина. Убила бы его своим презрением, дала бы пощечину… Но это был человек, который уже принес ей столько страданий, что новое оскорбление ничего не могло добавить к ним. И тот факт, что на сей раз не было ни малейшего повода с ее стороны; то, что он произнес эти слова притворно-безразличным тоном, ставшим за последние дни, похоже, его привычной манерой общения с ней, заставил Мэри ответить на удар аналогичным способом. Она убрала волосы с лица намеренно сладострастным жестом и сказала:
— Не волнуйся, Патрик. За эти годы я узнала достаточно, чтобы уберечься от нежелательной беременности.
Он вскочил с постели с такой скоростью, что Мэри вздрогнула.
— Как ты только выносишь саму себя?! — прорычал он, возвышаясь над нею. — Как ты только каждое утро смотришь на себя в зеркало?
— Да вот справляюсь, — ответила Мэри, решив остаться на выбранных ею позициях, хотя инстинкт самосохранения призывал ее поскорее отступить.
За несколько секунд Патрик буквально преобразился. Его глаза запылали голубым огнем — и пусть это был огонь злости, все-таки это был огонь! Он опять превратился в того мужчину, которого она когда-то знала, — необузданного и страстного, неравнодушного ко всему в мире: хорошему или плохому. Это перевоплощение чудесным образом смыло с него всю ту грязь, что является неотъемлемой частью взрослого мира, и заставило вспомнить, почему когда-то, очень давно, она влюбилась в этого человека.
Но уже через мгновение Патрик, казалось, напомнил себе, что ему нет никакого дела до того, с кем и как она проводит время. Мэри буквально видела, как все эмоции утекают из него и знакомый покров безразличия окутывает его черты.
— Не представляю, как твой муж терпит тебя, — холодно произнес он.
Мэри хрипло рассмеялась и сама ужаснулась своему смеху, похожему скорее на воронье карканье.
— Он этого и не делает! Он бросил меня почти два года назад…
— Ах вот, значит, почему ты опять называешь себя Дюбуа? Только не думай, что мне интересно выслушивать подробности!
Но Мэри все-таки договорила:
— Я не смогла родить ему ребенка, поэтому он ушел к женщине, которая тут же сделала это.
Почему она не прислушалась к его предостережению? Какой демон упрямства все время подталкивал ее как-нибудь содрать с Патрика эту оболочку сдержанности и попытаться выжать из него хотя бы еще одну каплю человеческих эмоций? Ведь каждое его слово и жест ясно говорили ей, что он ни с кем не желает ими делиться! Может быть, ей хотелось вернуть к жизни то, что, казалось, навсегда ушло из его души? Или просто как следует наказать его? Как бы то ни было, ее упорство и настойчивость обернулись против нее же самой: увидев, как напряглась у него спина, как он неподвижно застыл, Мэри испытала острую боль раскаяния и сострадания.
— Не смогла родить ему ребенка — или не захотела? — отрывисто просил Патрик.
— Не смогла, хотя, Господь свидетель, я старалась…
Его взгляд побежал по ее лицу, выискивая свидетельства лжи, игры, притворства, — и ничего не нашел.
— Мне очень жаль…
— Мне тоже, — сказала Мэри с легким вздохом: в конце концов, ему действительно нет дела до ее чувств! — Мне тоже. Я так люблю детей…
Патрик неожиданно коснулся ее руки ласковым, характерным для докторов жестом.
— Возможно, они у тебя еще будут. Медицина добилась больших успехов в лечении бесплодия. Ты не обращалась к специалистам?
Закрыв глаза, она отвернулась и постаралась ответить самым непринужденным тоном.
— Нет. Думаю, что сначала не мешало бы обзавестись мужем.
— Значит, ты собираешься снова выйти замуж?
— Нет, но я не собираюсь и становиться матерью-одиночкой. Сейчас во мне уже нет той смелости, которая воодушевляла меня в девятнадцать лет.
В дверь большого гардероба было вмонтировано зеркало, так что Мэри все равно было видно, как самые различные чувства отражались на его лице — гнев, смягченный сочувствием, сожаление, может быть, даже раскаяние…
— Если бы ты доносила моего ребенка до срока, — спросил Патрик наконец внезапно охрипшим голосом, — ты мне сказала бы?
Она покачала головой и сделала вид, что все внимание сосредоточено на собственных ногтях.
— Ты тогда был влюблен в Лорейн. К тому времени, когда я поняла, что у меня будет ребенок, вы уже назначили день свадьбы. Я посчитала это достаточно ясным знаком того, что у нас нет общего будущего.
— Ты сказала кому-нибудь? — спросил он, помолчав.
— Никому. Я была тогда слишком напугана — боялась позора, неодобрения родителей… боялась всего!
— Хочешь сказать, что прошла через это одна? Не могла признаться хотя бы подруге?
И опять она покачала головой, все еще не осмеливаясь посмотреть ему прямо в глаза. Обуревавшие ее чувства лежали слишком близко к поверхности и могли в любой момент пролиться слезами.
— Мои подруги были заняты другими вещами. Все их мысли вертелись вокруг того, что надеть, кого пригласить на свидание; вокруг колледжей, путешествий, машин. Я неожиданно оказалась как бы не членом их клуба. У меня были другие заботы, другие огорчения… — Мэри горестно пожала плечами, когда воспоминания о том времени промелькнули перед ее мысленным взором. — Но главное — я чувствовала себя старой, хотя была тогда совсем девчонкой! Ну, а потом вдруг оказалось, что все это не имеет значения. Все было кончено, и никто так ничего и не узнал — кроме меня и ночной бригады в палате неотложной помощи нашей местной больницы.
— Утром ты сказала, что у тебя был выкидыш. Ты… делала что-нибудь для этого?
Мэри в испуге обернулась к нему.
— Нет! Я была несчастна, я боялась многих вещей, но я никогда не хотела потерять своего ребенка! Ведь это было все, что у меня осталось от тебя…
На этот раз пришла его очередь отвернуться.
— Зачем ты так говоришь?! — бросил Патрик через плечо.
— Как?
— Так, как будто мы были возлюбленными и я предал тебя!
— Может быть, тебе и не по душе это слышать, но я действительно любила тебя, Патрик. Любила очень долго. Думаю, это еще одна причина того, что мой брак оказался неудачным. Очевидно, где-то в глубине души я с самого начала была неверна своему мужу…
— Нет. — Он резко повернулся к ней, лицо его искажала нечеловеческая мука. — Нет!
Мэри сделала шаг ему навстречу.
— Почему ты так боишься правды, Патрик? Ты никогда не был трусом.
— Это не правда, это фантазии. Твои фантазии!
— Если ты действительно уверен в этом, чего же ты так расстраиваешься? — Она подошла еще ближе и ласково положила ладонь ему на подбородок: ее прямо-таки затопило сочувствие при виде отчаяния, написанного на его лице. — Что случилось с тобой, если ты предпочитаешь существовать в безвоздушном пространстве, а не встречать жизнь лицом к лицу, как ты умел когда-то? Почему ты пытаешься смотреть сквозь меня, а не на меня? Или делать вид, что тебя больше ничто в мире не трогает…
Патрик взял ее ладонь двумя пальцами и отвел от себя, как будто это было какое-то особо противное насекомое.
— Я уже не тот человек, которым привык быть, Мэри, — сказал он ровным голосом. — И я никогда не был тем человеком, которого ты выдумала.
Что именно подтолкнуло ее к дальнейшим действиям, Мэри и самой было не совсем ясно. Может быть, она ощущала в Патрике какую-то подспудную печаль, которая вызвала в ней сочувствие? А может, сработала старая магия, вызванная соприкосновением их тел?