— Что это? Что это было?
Он успокаивающе обнял ее, пока Анна вглядывалась в темноту. Но это было безнадежное занятие, ведь она не могла различить даже лица Вангелиса.
— Это всего-навсего летучая мышь, — пояснил он. — Они не опасны. Едят только насекомых, англичанками не питаются.
— Замечательно. Но это вовсе не значит, что мне приятно чувствовать их когти у себя на голове.
— Да эта несчастная мышь, должно быть, испугалась больше, чем вы.
— Это как сказать.
— Пойдем дальше?
— Не могу. Извините, вы, конечно, идите, но я лучше вернусь тем же путем, что и пришла.
— Да какой смысл? Мы прошли уже больше половины пути.
Но Анну не так-то легко было переубедить, и он обнял ее крепче, чтобы успокоить. Ее голова была у него на груди, и, казалось, она слышит, как стучит его сердце. Или это звук ее собственного сердца отдается эхом в голове.
Что касается Вангелиса, то он чувствовал, как учащенно забилось его сердце, и понимал, что это не из-за летучей мыши. Он облизнул пересохшие губы и, приподняв в темноте подбородок Анны, поцеловал ее.
— Что вы делаете? — изумленно вскрикнула она.
— Целую вас.
— Не надо, лучше выведите меня отсюда.
— Как скажете.
Он отпустил ее и отступил на шаг. Этого хватило, чтобы Анна испуганно вскрикнула:
— Вангелис! Вы где?
— Здесь.
— Я не вижу вас. Идите ко мне.
— Вы же только что не хотели этого.
— Я не хотела, чтобы вы целовали меня. Дайте мне руку.
— Зачем? Я ухожу, увидимся позже.
Кровь застучала в висках Анны, когда она услышала его удаляющиеся шаги. Она ринулась следом, пока не наткнулась на его спину и снова не оказалась у него в объятиях.
— Теперь вы сами бросились мне на шею, — пошутил он.
— Прекратите эти шутки. Выведите меня отсюда.
— Ладно, — он поправил ей волосы и снова взял за руку. — Смотрите.
Но она уже и сама увидела тусклый свет в глубине тоннеля.
— Слава Богу, — облегченно вздохнула Анна, сразу почувствовав, как сердце сбавило обороты. — Бежим туда!
— Нет-нет, бежать не надо. Здесь скользко и можно упасть. Кроме того, вам нужно воспользоваться возможностью научиться преодолевать страх темноты. Вам никогда не стать хорошим археологом, если вы не любите пещер.
— Я буду заниматься открытыми раскопками.
— Как вам не стыдно, Анна. И что вы будете раскапывать? Римские стены и саксонские горшки? Неужели вам не хочется раскапывать древние гробницы, как Говард Картер?
— Не очень. — На самом деле именно страх темноты помешал ей принять участие в раскопках гробницы одного из египетских фараонов, которая, как предполагали, затмит по важности гробницу Тутанхамона.
— Давайте немного посидим, — предложил Вангелис. — Теперь вы видите выход из тоннеля и знаете, что здесь нет ничего страшного.
Он нащупал в темноте выступ стены и присел на него, усадив рядом Анну.
— Видите? Бояться нечего.
— Это что? Сеанс психотерапии?
— Может быть. Просто иногда мы обязаны преодолевать свои страхи. Я, например, с детства боялся пауков.
— Вы? С трудом верится.
— И тем не менее это правда. Я был от них в ужасе, и если находил паука у себя в спальне, то звал маму, чтобы она его убрала. А когда бывал дома один, то стоило мне увидеть паука на паутинке под потолком, как я впадал в ступор от страха. Так и застывал на месте, пока кто-нибудь не приходил и не убирал его.
Анна тихо рассмеялась.
— Смешно, правда? И как глупо из-за маленького паука бояться ходить по собственному дому.
— И как вы излечились от этого страха?
— Мой старший брат решил, что сам возьмется за мое лечение. Он привязал меня в овчарне и до тех пор бросал пауков мне на голову, пока я не перестал орать от ужаса. Это заняло два дня.
— Вы шутите?
— Конечно, шучу. На самом деле это заняло две минуты. И заметьте, что вы уже минут пять не вспоминали, где мы сидим.
— Действительно, — слабо улыбнулась Анна. — Значит, вы великий целитель и я уже излечилась. Теперь мы можем уйти отсюда?
— Можем. — Он придвинулся к ней и, прежде чем Анна опомнилась, снова поцеловал ее в губы. На этот раз она не противилась. Возможно, из-за адреналина. А может, потому, что его поцелуй был таким сладким. И вскоре Анна уже сама обнимала его.
— Ты больше не возражаешь? — прошептал Вангелис.
— Вообще-то, это очень приятно, — на секунду оторвавшись от его губ, промурлыкала она. Ей страшно нравился его запах — хорошего табака, хорошего одеколона и хорошего мужика.