Марченко сказал со страстью, неожиданной в этом розово-благополучном человеке:
— Надоело ваше школярство, ей-богу! Пора уж повзрослеть. Вы хоть понимаете, кто вы такие?
— А кто? Нина, мы кто?
— Ему видней, он староста. Ему, наверное, сказали чего-нибудь про нас по секрету. Кто мы, Вениамин?
— Вы студентки лучшего в стране вуза. Будущая интеллигенция. Это же надо сознавать.
— Веня, у тебя случайно нет температуры?
— Вижу, вижу, что до вас мои слова не доходят. Незрелые вы… Говоришь, как об стенку горох.
— Тогда мы пойдем?
Веня Марченко и плечами вроде бы пожал, и рот скривил с досады. Но, что-то решив для себя, он не любил останавливаться на полпути:
— Постарайтесь все же выслушать меня с пониманием, без выкрутасов… Я со многими в группе уже беседовал. Дело очень серьезное, — он взглянул на них с явным недоверием и все-таки продолжил: — Я узнал, от нашего курса нужно выставить три кандидатуры в факультетское бюро комсомола. Рекомендовать будет общее собрание, но сначала надо обсудить людей в группах.
— Очень любопытно, — сказала Надя. — Очень!
— Я подумал, что будет неплохо, если в факультетском бюро окажется наш человек. Мало ли что случится, кому-то и поможет в случае чего, вызволит из беды.
— Я не понимаю, — сказала Нина, — почему мы это втроем обсуждаем.
— Не втроем, — ответил Марченко, — повторяю для глухих, я уже со многими советовался. Предварительно. Чтобы не создавать преждевременный бум.
— А почему ты советовался, а не Горелов? Ведь он у нас комсорг.
Венька снисходительно улыбнулся:
— То-то и есть, что комсорг. Комсорг есть, а работы никакой нету. Что, вы не помните, как мы Мишку выбирали? Наобум, не зная друг друга. У него душа не лежит к комсомольской работе. Я не обвиняю — констатирую. Для общественной работы нужно тоже призвание, девочки.
— Теперь все ясно, — сказала Надя подруге. — Марченко хочет, чтобы его выбрали в факультетское бюро.
— Да, — не скрыл Венька, — если меня выберут, я не стану возражать. И думаю, смогу быть полезен нашей группе и всей комсомольской организации. Полезен по большому счету.
— Мне нравится, что ты не стесняешься и прешь напролом, — поощрила Надя. — Так ты далеко можешь вырваться, никто и оглянуться не успеет.
— Значит, если дойдет до голосования, вы меня не поддержите? Правильно я понял?
— Ни в коем случае, — утешила его Надя. — И вообще никто тебя не поддержит, потому что этими подготовительными интрижками ты уже выдал себя с головой. Так что лучше, Венька, забудь о блистательной карьере и спокойно занимайся. Ты, я заметила, в последнее время немножко рассеянный, даже не очень похож на студента лучшего института страны. Весь какой-то озабоченный чем-то. Правда, Нина? Но не учебой.
Тут Марченко взбеленился, нагнул к ним голову, будто собирался боднуть:
— Ребячество! Школярство! Какие у вас могут быть причины мне не доверять? Какие? Кроме глупых претензий с этим журналом. Ты, Кораблева, можешь четко сформулировать, почему ты против моей кандидатуры?..
— Могу, но не хочу!
— А я хочу, но не могу, — вставила Нина. — Ты очень вертлявый, Венька.
Марченко, успокоился, мягко сказал:
— Я так про вас и думал. Так и думал, что будете против. Вы же в жизни ни бельмеса не смыслите. Обе. Маменькины дочки! Ну вот и скажите, за кого бы вы были из нашей, группы?
— Хотя бы за Муравьева, — ответила Надя.
— А я бы выбрала Кораблеву.
— Вот, — обрадовался Марченко, — вот вся ваша принципиальность. Ты, Клепикова, хочешь протолкнуть подругу, а ты, Кораблева, прекрасно понимаешь, что Муравьев с тебя глаз не сводит. Вот! Вот!
Марченко, смеясь, хлопал в ладоши, и было видно, что он не просто рад, а одержал победу. Надя его урезонила:
— Ты не прав, Веня, насчет Муравьева. Он дружит с Симочкой Пустовойтовой, самой красивой девушкой в нашей группе.
— И насчет Кораблевой ты не прав, Веня, — добавила Нина. — Я за нее не потому, что она моя подруга, а потому, что она умна и порядочна. Ты кругом не прав, Веня. Увы!
— А вы возомнившие о себе пустомели, — нагрубил Венька. — И больше мне не о чем с вами разговаривать.
— Жалко, — пожалела Нина. — Так хотелось наговориться всласть.
На улице подруги с азартом обсудили происшедшее и пришли к выводу, что Венька Марченко большая бестия и когда-нибудь, конечно, сумеет вырваться на оперативный простор. Ума только наберется и тут же вырвется, и наломает дров.
— А помнишь, какой он был всего полгода назад? Самый шумный, самый компанейский — душа парень. И как вдруг изменился.