В коридоре Вера Андреевна сказала:
— У тебя действительно есть ко мне какое-то дело? Пойдем на кухню.
— Почему вы так заторопились от меня избавиться, Вера?
— Я все могу стерпеть, кроме хамства. Ты с самого начала вел себя развязно. Ты умный мальчик, но это не дает тебе права на дурные манеры. Зачем тебе знать про моих детей?
— Мне все интересно.
— Вон как!
— Конечно, вы повидали свет, бывали за границей… В каком, кстати, качестве?
— В качестве переводчицы.
— Ага. Понятно. — Ее лицо светилось, он изо всех сил сдерживался, чтобы не схватить ее за плечи, так близко она была, такое головокружение распространяла. — Я немного растерялся, простите. Впервые в таком обществе — известный художник, переводчица. Заглянул одним глазком в красивую жизнь.
— Это все?
— Тут такая Штука, Вера… Можно я тоже «ты» буду говорить?.. Я ведь в тебя влюбился. Это, оказывается, так больно. Я раньше не верил, что так бывает. А теперь даже деться некуда. Пожаловаться некому. Давай я подожду на кухне, пока художник уйдет?
Вера теребила ворот платья, пристально на него смотрела, как на выходца с того света. Сергей все же протянул руки, на мгновение успел ощутить пальцами тугую, живую ее плоть. Она, фыркнув по-кошачьи, вывернулась, распахнула входную дверь.
— Ах, какие мы, оказывается, резвые. Мы, кажется, привыкли к легким победам, да?
— Ни к чему я не привык, видимость одна. Только ты меня, пожалуйста, не прогоняй.
— Ступай, Сергей, ступай! Прошу тебя по-хорошему!
Ее голос, разгневанный, по-прежнему звучал для него чарующей музыкой. Это было волшебство, затеянное дьяволом. Он боком протиснулся в дверь, побрел к лестнице. Оглянулся. Или показалось ему, что оглянулся, потому что ничего не увидел. Глухие, серые стены, запертые двери.
На улице сел на первую попавшуюся скамейку. Ноги плохо держали. Небосвод над Москвой опустился низко в этот вечерний час и коснулся его затылка влажным сквознячком. Он поежился, втянул голову в плечи.
Он задумался о себе с неприязнью. «Какой-то собачий бред, — подумал с горечью. — Чужая, почти пожилая женщина вдруг оказалась мне необходимой и так легко навязала свою волю. Вот одна из таинственных загадок бытия… Но что же мне теперь делать?..»
Стыд от того, что его так запросто вышвырнули за дверь, перегорел, вылился в кисловатую тошноту. Он никак не мог сосредоточиться и найти хоть какое-то логичное объяснение происходящему. Неясное предчувствие беды томило его. Разум впервые оказался негодным советчиком. Привычное, понятное течение времени повернуло вспять. Он пытался сопротивляться и вдруг со страхом обнаружил, что его пальцы, которыми он вцепился в скамейку, посинели и заныли от напрасного, бессмысленного усилия…
Дождалась сына Катерина Васильевна за полночь. Она его упрекать и расспрашивать не стала, поостереглась, чай поставила.
— Ну, чего ты, мама, ложись!
— Да мне тоже горяченького захотелось. Уф, озябла! Ты не заболел, Сережик?
— Нет.
У сына лицо пустое, унылое. Когда у него такое лицо, лучше к нему с расспросами не набиваться, ничего доброго не услышишь, а сама заведешься. Все же не выдержала, заметила с обидой:
— Ты бы, наверное, позвонить-то мог, предупредить?
Он взглянул строго.
— Значит, не мог.
Катерина Васильевна напряглась.
— А другим тоном матери нельзя ответить?
Сергей, не настроенный на перепалку, промолчал.
— Хотя, конечно. Кто я такая. Мое дело тебя накормить, обстирать, вроде прислуги. Спасибо, хоть не бьешь под горячую руку. Или скоро возьмешься? По глазам видно, что не терпится. Так ты не стесняйся, пни!
Она с интересом ждала ответа. Сын засопел, отвернулся.
— Для тебя мать — служанка, дура необразованная, а для кого другого я, может, и человек. И женщина, представь себе.
— Мамочка, родная, пойдем спать!
— Заносчивости в тебе много, Сергей. Ты и добрые слова с подковыркой вроде говоришь. Ох, страшно мне за тебя, ох, страшно!
Чувствуя, что засыпает на ходу, он поцеловал мать, побрел в ванную, наспех почистил зубы. Зубы надо беречь непременно.
Он надеялся, что ему приснится Вера Андреевна, обольстительная и великодушная, а ему приснилось болото и темный волосатый мужик, низкорослый, без лика, грозивший ему кулаком. Давний гость, нежеланный, еще из прежних детских, утомительных и жутких снов.
Галина Кузина переслала Сергею записку следующего содержания:
«Уважаемый сэр! Будучи в некотором затруднении, я хотела бы испросить у Вас совета. Не уделите ли Вы мне несколько минут Вашего драгоценного времени для приватной беседы? Всегда готовая к услугам Г.».