Надя больше не слушала мать. Балованный ребенок, она по-кошачьи потянулась и, ни слова не говоря, пошла к себе в комнату. Опять завалилась на кровать и немного помечтала, пытаясь то ли задремать, то ли представить себе что-нибудь необыкновенное, какую-нибудь будущую свою любовь. Ничего путного в этот раз не получилось.
«Пойду погуляю, — сказала себе Надя. — И пойду в кино».
На дворе стоял ровный зимний день, без ветра и с редкими колючими снежинками. Грязно-серый утоптанный снег кое-где под деревьями высверкивал неожиданной первобытной белизной, вызывая у Нади желание подойти, зачерпнуть горсть и сунуть поскорее в рот. Она так и сделала в одном пустынном месте, но бело-яркая снежная шапка вблизи оказалась покрыта серой твердой пленкой мерзлой пыли. Сосать такую гадость было не очень-то, наверное, полезно и можно. «В городе и природа обманчива», — философски отметила Надя, но все же пробила в хрупком насте дырку и вычерпнула белого песку из глубины, поднесла ко рту, осторожно лизнула. Снег на языке растаял и оставил привкус печной копоти. Какая гадость!
Она купила билет в «Прогресс» на двухчасовой сеанс, на индийский фильм «Мститель». В полупустом зале было свежо, тепло. Никто не толкал локтями, не торчал впереди. Публика — в основном школьники, пришедшие большими шумными ватагами и встречавшие каждый смелый кадр бурным восторгом. Фильм был неуклюжий, неумелая подделка под американский боевик, с шикарными мизансценами и смазливым молодым человеком, главным героем. Детективная часть ленты Надю не тронула, зато любовные приключения ее развлекли. Она искренне сочувствовала и смазливому мстителю и его возлюбленной, дочери гангстера. Даже чуток всплакнула под завязку, но как-то без охоты, без удовольствия.
После кино Надя зашла в кафе на углу Университетского проспекта и съела там у стойки два пирожных, две трубочки с кремом, запила сладость подкисшим яблочным соком.
«И что теперь? — уныло подумала она. — А впереди еще неделя ничегонеделанья. Разве пойти вечером пострелять билетик на какой-нибудь модный спектакль? Ведь я больше года не была в театре».
На автобусной остановке Надя села в первый попавшийся не слишком забитый автобус и поехала к центру. Смеркалось, начинался час пик. Повсюду вдруг появилось множество усталых, спешащих, озабоченных людей. Она не обращала внимания на замелькавшую перед глазами пестроту, поднявшаяся суета не задергала ее, а, наоборот, погрузила в спокойное полудремотное состояние, которое знакомо каждому горожанину. Она закрыла глаза, уютно покачивалась на сиденье, в такт толчкам автобуса, отмечала остановки: раз — «Транспортное агентство», два — «Магазин обуви», три — …Кто-то слишком уж нахально надавил на ее плечо. Надя недовольно открыла глаза, готовясь достойно встретить нападение, и… увидела перед собой Федора Анатольевича. Она узнала его сразу и в то же время не совсем поняла: он ли это.
— С работы еду, — как бы извинился перед ней Федор Анатольевич, и голос его прозвучал из гущи окружающих людей, как из леса.
— А я только сегодня о вас вспоминала, — Надя радостно, открыто ему улыбалась. — Как Алеша поживает?
— Шалит, — лаконично бросил Пугачев и, казалось, переместился к ней ближе, хотя переместиться ему, сдавленному спинами, плечами, животами, было невозможно.
Тогда она сама стала подниматься, и это было неловко. Потом вышло, что и двусмысленно. Живая стена прижала ее грудь прямо к Пугачеву, хотя он и пытался отодвинуться. Лицо его почти сошлось с ее лицом — ужасно глупо. Она отвернулась чуть в сторону, сзади ее теперь больно подпирала спинка сиденья. Все же она мужественно продолжала светский разговор:
— Шалит? Ах он разбойник маленький, — тело ее все плотнее вдавливалось в Пугачева. Он был бледен и трезв. — Ах, озорник!
— Не терпится, что ли? — прошипела сбоку толстая женщина. — Если выходите — выходите!
— Выйдем! — жарко дохнул Пугачев. — Прошу вас!
Он развернулся и стал пробираться к задней двери. Надя вцепилась в его рукав. Описывать, что значит выйти из середины автобуса в час пик на оживленной трассе, занятие трудное, проще описать заново любой из подвигов Геракла. Московские жители — не все, конечно, но многие — проделывают такой подвиг ежедневно… На ближайшей остановке они не сумели сойти, а на следующей сумели, целые и умиротворенные, но изрядно помятые. У Пугачева оборвали карман пальто.
— Уф! — сказала Надя. — Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые.
— Да уж, — согласился Федор Анатольевич, оглядываясь. Они стояли напротив первой городской больницы.