Под локоть ее толкнула Нина Клепикова, подруга:
— Надь, пойдем куда-нибудь сходим после лекции?
— А куда?
— Ну никуда. Развеемся.
— Нет, Нина, я поеду домой… Как ты думаешь, Муравьев скоро женится на Симочке?
Нина, девушка серьезная, начитанная и далекая от пошлых увлечений, испуганно вскинулась:
— С чего ты взяла? Симка — полная кретинка.
— Но они же дружат.
— Не похоже. Да ты смеешься, что ли, Надька?
— Какой тут смех. Он прежде мне симпатизировал, а теперь с Симой дружит. Мне тяжело это видеть, Нина. Я переживаю.
Нина сказала:
— Иногда я не могу понять — шутишь ты или серьезно.
— Ты святой человек, подружка. С любовью не шутят.
— Не стоит нам заниматься всякой ерундой, — убежденно шепнула Нина.
— Верно, подружка, — согласилась Надя, — пускай весь мир ошалеет от страстей, а мы с тобой будем зубрить постылую науку… Но разве ты не чувствуешь, что скоро весна?
Нина чувствовала. Глаза ее затуманились, и на щеках выступил легкий румянец.
— Я уже свое отлюбила, Наденька. Надолго теперь обожглась. Ты же знаешь!
Надя знала о сумасшедшем романе подруги, которая чуть не вышла замуж в десятом классе. За учителя географии. Но их разлучили злые люди. И учитель географии, проклиная судьбу, жену и педсовет, перевелся в какую-то другую школу, исчез. А она две недели после скандала провалялась в горячке и однажды серым утром разбила два градусника и выпила ртуть.
Когда девушки покидали факультет, дорогу им преградил Венька Марченко, нахальный и строгий.
— Хорошо, что я вас поймал, — сказал он. — Вы-то мне обе и нужны.
— Зато ты нам нисколько не нужен, — отрезала Надя, и подруга ей поддакнула да еще попыталась пихнуть Марченко спортивной сумкой, в которой носила учебники.
Но Марченко в узком проходе стоял богатырски.
— Я вас, между прочим, не по личному делу искал, а для серьезного общественного разговора.
— Ха! — сказала Надя. — Хочешь кляузу какую-нибудь нам припаять. Что мы, тебя не знаем, что ли? Тебя, Венька, старостой деканат назначил, поэтому ты особенно не выпендривайся. У товарищей ты не пользуешься авторитетом.
— Почему? — озадачился Марченко.
— Потому что следишь за всеми, как ищейка, и неожиданно загораживаешь дорогу. Вот почему.
— Зачем ты мне, Венька, проставил вчера прочерк в журнале? — добавила Нина. — Я на семинар опоздала, да, но все-таки пришла. А ты мне прочерк проставил, точно я прогуляла.
— Я отмечаю в самом начале, кто отсутствует.
— Не всех, — сказала Надя. — Симочка Пустовойтова два дня прогуляла, а у тебя везде плюсы стоят. Смотри, Марченко, скоро тебя разоблачат.
— Отойдем, — буркнул староста, смутившись. — Здесь не место языком трепать.
Прошел мимо Виктор Муравьев, на ходу поправляя воротник пальто у Симочки Пустовойтовой. На Надю взглянул исподлобья и без всякого выражения.
— Ты ей шарф свой отдай, — успела посоветовать Надя. — На улице прохладно.
Виктор тут же стянул с себя шарф и набросил на плечи задорно хохочущей Симочке.
— Пойдем, Надь, — потянула подруга. — Пойдем с этим типом, иначе от него не отвяжешься.
Они зашли втроем в пустую аудиторию. Марченко взгромоздился за стол преподавателя.
— Мне начхать на ваши шуточки, девочки, — хмуро объявил он. — Да, я веду журнал учета — это мне поручили. Интересно, если бы тебе поручили, Кораблева, ты что бы сделала? Отказалась? Сожгла журнал?.. Или любому другому… Кое-что я скрываю, когда можно. И делаю это для вас же, для группы. Рискую, кстати, я один, больше никто.
— Благодетель наш! — съязвила Надя. — Он рискует, Нинка, а мы не ценим. Он своей молодой жизнью рискует. Благородный герой!
— Ты против дисциплины, Кораблева? — спросил Марченко. — Против? Тогда заяви об этом на комсомольском собрании, открыто и честно. Или это тебе не подходит?
— Ты зачем нас задерживаешь, Венечка? Мы очень устали после напряженного учебного дня.