– Ступай в роддом сейчас же и ПРОВЕРЬ!
Требование её было исполнено незамедлительно.
Бабушка меня нянчила, опекала и заботилась обо мне со дня моего рождения. Особенно любила кормить. После каждого маминого кормления грудью бабушка втайне от неё начинала докармливать меня кашей и маслом. Я не отказывался. Однажды мама, покормив меня и будучи в полной уверенности, что я насытился, ушла на работу. Выйдя из дому, она вдруг вспомнила, что оставила на столе свой фонендоскоп. Вернувшись, застала картину: бабушка пичкает меня кашей.
– Мама, что вы делаете? – удивилась она, – я только что его кормила!
– Что с того, что кормила? – парировала бабушка, – теперь я буду кормить. Ты что же, думаешь, одного твоего молока для него достаточно? Это же мальчик!
Последний аргумент сражал наповал. После того как бабушка произносила фразу «Это же мальчик!», со всей очевидностью становилось ясно, что никаких возражений она не потерпит, и вообще всё будет так, как она считает нужным, и не иначе. Слава богу, её откармливания на мне не отразились. Я с малых лет много двигался, часами мог играть в футбол, много плавал, умел драться и вообще физически нормально развивался. Процесс моего кормления доставлял бабушке наслаждение. Сама она ела совсем мало и почему-то стеснялась это делать на людях. Ей нравилось, когда родственники о ней говорили: «Наша бабушка питается исключительно воздухом». Худая, жилистая и невероятно работоспособная, она не чуралась даже мужской работы, могла, например, прибить гвоздь куда следует или закрепить расшатавшиеся ножки стула.
На моей памяти бабушка вечно возилась на кухне и что-то стряпала. Но при этом, как оказалось, постоянно краем глаза за мной наблюдала, когда я находился во дворе. Иначе нельзя объяснить, как она умудрялась каждый раз встречать меня у порога, когда я прибегал домой попить воды или перекусить, или прихватить что-то из своего имущества (например, мяч, перочинный нож или рогатку) и вновь убежать во двор. Как-то раз бабушка меня встретила даже не у порога, а на лестничной клетке. Случай этот достоин того, чтобы о нём вспомнить.
В детстве я не был забиякой, но драться иногда приходилось. В основном со своими сверстниками. Но однажды, когда мне было восемь лет, моё самолюбие сильно задел мальчик старше меня на четыре года. Во время игры в футбол после моего удара по воротам мяч попал в руку защитника. Обычно пенальти пробивал тот, кто его создал. Но когда я установил мяч, подошел самый старший из нашей команды, который был здоровее меня и на голову выше, и грубо меня отодвинул со словами:
– Подожди, сопля, бить буду я.
Если бы он произнёс свою фразу без слова сопля, я бы, наверное, молча уступил. Но меня стало распирать от обиды и накатившего гнева. И когда он отошел от мяча на несколько шагов, чтобы разбежаться и пробить по воротам, я подошел к нему и резко ударил его ногой по заднице. Вокруг раздался хохот. На миг оторопев, он в ярости за мной погнался. Сначала мне удавалось убегать от него, петляя между деревьями. Но сознавая, что скоро он все же меня настигнет и тогда мне несдобровать, я помчался домой, нырнул в подъезд и стремглав пустился вверх по лестнице. На последней ступени я на миг увидел бабушку с половником в руке. С этим оружием она стояла наготове. После того как я прошмыгнул мимо неё, преследовавший меня мальчик, увидев бабушку в боевой готовности, остановился. И правильно сделал, потому что иначе ему не удалось бы избежать удара половником – бабушка была настроена решительно. Мальчик-то остановился, но теперь в атаку пошла моя бабушка. Размахивая половником, она стала преследовать беднягу до улицы. А когда он исчез из пределов её видимости, бабушка пошла к нему домой и разразилась в адрес родителей угрозами, что если их дылда, который намного старше и на голову выше её внука, посмеет до него дотронуться, она вернётся и разнесёт их квартиру. Родители мальчика в полной уверенности, что обидчиком является их сын (ну не я же, который на четыре года моложе), стали успокаивать мою бабушку и обещали строго поговорить с сыном.
Бабушка меня баловала по-всякому. Завтраки и обеды готовила по моему вкусу, а если возникала необходимость приготовить блюдо, которое любил мой отец, но которое не нравилось мне, она вопреки запрету отца стряпала для меня отдельно. Весной, когда появлялись первые фрукты, бабушка ходила на рынок покупать для меня сочную алычу и мои любимые зелёные абрикосы. Она всегда для меня оставляла фрукты, чтобы вечером угостить, если вдруг ваза окажется пустой. Сестре моей тоже перепадало, но бабушка угощала меня, зная, что побегу с сестрой делиться.