– Рубен-джан, пойдем на рынок, купим яблок для дяди. Ты же знаешь, как он их любит.
Дядя любил не просто яблоки, а определённые, которые росли в его деревне. Но на рынке их почему-то не продавали. Видимо слишком далеко было везти эти яблоки из самого юга Армении. Когда дядя их описывал, лицо его выражало восторг и ностальгию одновременно:
– Если б ты знал, – говорил он мне, – какие яблоки растут у нас в деревне! Нигде в мире нет таких! Это уникальный сорт. Они растут, знаешь где… постой, – и тут дядя менялся в лице и строго меня спрашивал: – А ты бывал в нашей деревне?
– Бывал.
– Молодец! – хвалил он меня и продолжал: – Помнишь это место, где много яблоневых деревьев, чуть выше церкви, но ниже скалы Мушега? Помнишь?
– Конечно, – отвечал я уверенно, хотя скала Мушега мне ни о чем не говорила.
– Они крепкие, красные, сочные и не просто сладкие, а с особой пикантной кислинкой, с единственным неповторимым вкусом.
Я в ответ кивал головой. Но тем больше во мне возникали сомнения в уникальности этих яблок, чем больше дядя их расхваливал.
Когда бабушка предложила мне сходить на рынок, я, разумеется, не собирался отказывать ей в помощи. Но в этот день я торопился на встречу с друзьями, и мне очень не хотелось тратить время на какие-то яблоки.
– Сегодня уже поздно, скоро рынок закроется, – сказал я, – мы же завтра вечером уезжаем. Давай это сделаем утром. У нас будет время купить яблоки.
Бабушка ничего не ответила, а я воспринял её молчание как знак согласия. Вернее, мне было удобно так воспринимать. Я ушел на встречу с друзьями и вернулся ближе к полуночи, довольный и счастливый лёг спать. Утром зашел на кухню и вижу: сидит на стуле бабушка, задумчиво и грустно смотрит на две небольшие сумки, до краёв набитых яблоками.
– Бабушка, ты купила яблоки?
– Да.
– Сколько тут?
– Десять килограммов.
– Десять? Кто тебе помог нести?
– Никто.
– Никто? – удивился я и растерянно спросил, – как же ты донесла столько?
– Ходила дважды.
Тут я почувствовал себя подлецом.
На мои вопросы бабушка отвечала односложно и ни разу на меня не взглянула. Она продолжала сосредоточенно смотреть на сумки с яблоками, не обращая внимания на моё присутствие. Это казалось, по меньшей мере, странно, потому что по утрам бабушка обычно встречала меня с улыбкой (она просыпалась раньше всех), обнимала и спрашивала, что мне приготовить на завтрак. А сейчас она молчала и тупо уставилась на эти яблоки. Обиделась, подумал я. Мне было жутко совестно. Я её обнял и задал глупый вопрос, лишь бы вывести её из ступора:
– Бабушка, зачем дяде столько яблок?
– Есть, варить компоты, варенья.
– Кто будет этим заниматься?
– Я, – ответила она. И вдруг со вздохом произнесла: – Они плохие!
– Кто плохие?
– Яблоки.
– Эти?
– Да.
Я бросил взгляд на полные сумки: яблоки как яблоки, большие, красивые, красные.
– Бабушка, что значит плохие?
– Этот продавец – жулик! Чтоб ему пусто было! Он дал мне попробовать уже отрезанное яблоко. Оно было сочное, вкусное и не приторное, почти такое, как наше, из деревни. А продал мне, подлец, эти. Они плохие, приторные. Я только сейчас это обнаружила. Такие яблоки нельзя в Москву везти.
Я молчал, не зная, что сказать. Совесть меня, конечно, мучила за мой эгоизм, но утешало то, что бабушка всё-таки не обижена на меня, просто сейчас она удручена неудачной покупкой. И тут она оторвала взгляд от яблок, направила его, наконец, на меня и чуть улыбнулась. В глазах её мелькала хитринка. Похоже, ей пришла в голову идея, взгляд будто говорил – эврика!
– А знаешь что, Рубен-джан?
– Что?
– Я их продам!
– То есть, как продашь?
– Встану на рынке и продам.
– Бабушка, что ты такое говоришь? Ты же не торговка.
– Не беспокойся, Рубен-джан, я смогу. Только ты помоги мне донести эти сумки до рынка.