Сиплый мужской голос за стенкой ответил женщине не сразу:
– Чего хочу?.. Ты красивая…
– Что?
– Ты мне нравишься…
– Да как ты смеешь?
– Смею… ты даже красивее Светки…
«Даже умереть спокойно нельзя!» – с усмешкой подумал Антон и взял стакан с водой, перед тем как глотать таблетки.
– Какой же ты бессовестный! – громко произнесла женщина, – как ты можешь такое нести! Бедная моя сестра!
– Иди ко мне…
– Только посмей меня тронуть! я закричу…
Антон невольно стал прислушиваться.
– Не закричишь… или ты хочешь, чтобы я Насте сегодня всё рассказал?
– Ну и подлец же ты! Какой же ты подлец!
– Что ты дёргаешься, дурёха, давай лучше по-хорошему…
– Оставь меня… ай!.. не смей трогать!.. порвал мне платье! Подонок!
Женщина заплакала. Антон поставил стакан обратно на журнальный столик.
– Ну, давай, не кочевряжься…
– Убери руки, скотина!.. ай!
Дальше грохот падающей мебели и шум ожесточённой борьбы. Антон встал и подошёл ближе к углу гостиной. Борьба вперемешку с женскими криками продолжалась. Он уже было открыл рот, чтобы возгласом остановить насилие, но тут раздался резкий звонок в дверь. Антон вздрогнул. Кто бы это мог быть? Неужели Виктор уже вернулся с дачи и обнаружил конверт? Катастрофа! Антон быстро выскочил за дверь и прошёлся по межквартирному холлу до двери возле лифта. За ней оказался сосед, живущий этажом выше квартиры нового жильца. Он стал возбуждённо рассказывать о том, что натворил этот «сукин сын». С его слов, треснули наружные швы дома и как минимум четыре квартиры получили страшные повреждения: образовались щели, и осыпалась штукатурка со стен и потолка. Антон выразил ему свою солидарность и уже пытался закрыть перед ним дверь, но тот стал говорить, что собирает информацию от жильцов пострадавших квартир, грозился написать заявление в суд, если безумный сосед немедленно не компенсирует нанесённый ущерб и не заделает треснутые швы дома. Он попросил Антона подробно изложить обо всех повреждениях своей квартиры. Антон в двух словах сказал о трещине в стене, стараясь скорее от него избавиться. Однако сосед его не отпускал, протянул ему бумагу и ручку, требуя изложить письменно, подписаться и указать дату. Антон предпринял ещё одну попытку избавиться от навязчивого соседа, пообещав написать и опустить бумагу в его почтовый ящик. Но тот не унимался и требовал сделать это сейчас, чтобы как можно раньше составить общий перечень, как он выразился, всех разрушений. Он даже предложил вместе обследовать стены и потолок в квартире Антона и подробно описать нанесённый ущерб. Антон понял, что от настырного соседа словами не отделаться, взял у него ручку и бумагу и написал, в каком именно месте, какой высоты, ширины и глубины образовалась злополучная трещина.
Когда он, наконец, выпроводил соседа и вернулся в гостиную, из квартиры за стенкой слышались всхлипывания женщины. Она тихо плакала, но говорила уже спокойно.
– Ты мерзавец! Я тебе этого не прощу!
– Ладно, не реви… тебе же понравилось, признайся… ха!.. знаю я вас, баб…
– Какая же ты мразь! И как только такого земля носит!
– Э…э… потише… твою мать, а то ведь могу наказать…
– Ты уже наказал меня, сволочь, куда ж ещё?
– За такие слова… ты мне заплатишь, и не только собой… поняла?
– Убери руку… Ты и так нас грабишь. Бедная моя сестра, если б она только знала!
– Я тариф повышаю.
– Что?
– Теперь двадцать тысяч в месяц.
– Ты что совсем одурел! Откуда у меня столько?!
– Тебе же зарплату повысили. Думаешь, не знаю?
– Неужели ты не понимаешь, что грабишь собственного ребёнка?!
– Настю я люблю, и подарки ей дарю.
– Дешевые поделки…
– Ну, вот что, будешь ерепениться, заберу ребёнка.
– Кто ж тебе отдаст, алкашу?
– Настя моя дочь, ты к ней не имеешь отношения. Вырастет чуть, я ей расскажу про Светку и скажу, что ты ей не мать.
– Зачем тебе это надо? Ребёнку нужна мать, неужели ты такое чудовище, что даже этого не можешь понять? Что плохого в том, что она меня мамой называет? Я же ей родной человек. Мало того что бедняжка фактически без отца растёт, ты хочешь её матери лишить?
– Ладно, будешь со мной ласкова, не скажу. Я пошёл. В понедельник к семи часам. И запомни – двадцать! Всего-то на пять больше. Не обеднеешь.
Антон словно оглушённый стоял в оцепенении в углу гостиной. Когда разговор за стенкой завершился и раздался хлопок закрывающейся двери, он вдруг будто очнулся, пришёл в состояние крайнего возбуждения: «Прикончу мерзавца! Освобожу землю от этого грязного ублюдка, а после уйду в мир иной. Мне терять нечего!» Он быстро схватил со стола бумажник, ключи и вышел из квартиры. К счастью лифта ждать не пришлось, он оказался на этаже. Антон спустился вниз и вышел во двор. Собрание жильцов к этому времени закончилось, у подъезда никого не было. Он знал, что квартира за стенкой выходит на другую лестничную клетку, и попасть в неё можно из соседнего подъезда. Но оттуда, после того как он оказался во дворе, никто не вышел. «Неужели я опоздал? – сокрушался Антон, – вроде времени не тратил и лифта не ждал». В эту секунду из соседнего подъезда вышли двое мужчин примерно одного возраста, лет под сорок, и пошли в разные стороны. Один из них, проходя мимо Антона, кивнул ему и, кажется, улыбнулся. Похоже, это была реакция на слишком пристальный взгляд Антона. Мужчина даже обернулся, пройдя несколько метров. Но Антон уже не смотрел в его сторону, решил, что человек, который аккуратно побрит и улыбается незнакомцу, вряд ли может оказаться мерзавцем. Он ещё минуту подождал, в течение которой более никто из подъезда не вышел, и решительно двинулся догонять второго мужчину. Тот чуть было не потерялся из виду, но Антон ускорил шаг и вскоре догнал его. Мужчина был в изношенных джинсах, стоптанных кроссовках, синей футболке и лёгкой бежевой куртке. Он шёл к метро. Антон следовал за ним, не отставая, и всё пытался разглядеть его лицо. Это ему удалось лишь на платформе метро, после того как он быстро прошел турникет и направился вниз по эскалатору. А мужчина сначала задержался возле кассы, потом спустился на платформу и встал в ожидании поезда в нескольких метрах от своего преследователя. Подошел поезд, оба вошли в вагон. В толпе Антон принялся незаметно изучать лицо незнакомца: худое, небритое, довольно потёртое, узкие глаза и выпирающие скулы. Словом, лицо ничем не примечательное. Возрастом он оказался не «под сорок», а скорее чуть больше тридцати лет. Характерная черта – неприятный взгляд. Антон вспомнил чьи-то слова о том, что душа у человека прозрачна, что она проявляется во взгляде. Он был уже убеждён, что сиплый голос за стенкой принадлежит этому мужчине. Взгляд его не оставлял сомнений. Антон смотрел на отражение его лица в стекле вагона и думал про себя: «Ведь внешне напоминает человека, и наверно мозги какие-то имеет. Что же такое творится в голове у этого выродка?»