Он поехал в Измайлово. Подойдя к дому, в котором, как ему казалось, обитает объект его слежки, он неожиданно обнаружил, что ошибся местом. В микрорайоне все дома выглядели практически одинаково – девятиэтажные, панельные, белые, окружённые зелёными насаждениями, детскими площадками и узкими подъездными дорогами. В прошлый раз Антон, увлёкшись преследованием насильника, даже не удосужился определить номер дома. Ему казалось, что место он хорошо запомнил, но сейчас Антон пребывал в растерянности и беспощадно себя ругал, называя старым олухом. Поиски дома оказались долгими и, к сожалению, результата не дали. Он ведь даже никаких ориентиров толком не запомнил. Впрочем, один ориентир в памяти Антона всё-таки зафиксировался, но он не очень-то помог. Когда в прошлый раз ему пришлось чуть задержаться, перед тем как вслед за объектом войти в подъезд, на глаза попалась необычная надпись, нацарапанная на стене с торца дома. Вместо привычных ругательных слов она неожиданно выражала нечто оригинальное. Однако Антону запомнился только её пафос, содержание надписи он, несмотря на все усилия памяти, вспомнить не смог. В поисках её он стал ходить вокруг зданий, исследуя творчество любителей писать на стенах, и думал о том, что, несмотря на обилие надписей, ему никогда, даже в детстве, не приходилось видеть этих анонимов за делом. И трудно понять что, кроме отсутствия мозгов, может заставить недоросля царапать непристойности на заборах и стенах, а чаще, как бывало в пору его юности, в общественных туалетах. Антон обошёл шесть ближайших домов, выбирая их произвольно, однако ничего оригинального, кроме мата, названия спортивных клубов и неуклюжих объяснений в любви, на стенах не обнаружил. Он долго и медленно фланировал между зданиями, и уже было отчаялся найти поразившую его своей неординарностью надпись, когда сзади его обогнал молодой мужчина. Антон сразу узнал его по стоптанным грязным кроссовкам, потёртым джинсам и синей футболке. Облегчённо вздохнув, он последовал за объектом. Тот направился сначала в супермаркет, купил там яйца, чай и хлеб, затем зашёл в аптеку. Здесь Антон ждал его снаружи, пытаясь не попадаться ему на глаза. Выйдя из аптеки, объект зашагал обратно к дому. Когда он исчез в своём подъезде, Антон, сгораемый любопытством, подошёл к торцу дома и, наконец, обнаружил искомую надпись. Оказалось, надо было вплотную подойти к углу дома, чтобы её заметить. На стене было нацарапано: Дела благородные! Надо же, подумал Антон, интересно, что могло подвигнуть автора такое написать?
Отойдя от дома в тенистую часть двора, он встал за деревьями на выложенной плитками тропинке, ведущей к детской площадке, достал бинокль и принялся украдкой наблюдать за ближайшими к подъезду окнами первого этажа. Только на двух из них отсутствовали металлические решётки. Именно в этих окнах объект обнаружился. В окне кухни его можно было видеть вполне отчётливо. Свисающий сверху огрызок занавески не заслонял помещение кухни с грязными стенами и до крайности замызганной газовой плитой. В другом окне сквозь задвинутую штору несколько раз мелькал силуэт хозяина, когда он ходил из кухни в комнату и обратно. Квартира, по всей видимости, была однокомнатной, и жил он в ней, похоже, один. Антон видел, как он включил две газовые конфорки, на одну поставил небольшую кастрюлю варить яйца, на вторую – чайник с водой. Минут через десять сел завтракать. Съел яйца, выпил чай и закурил. Выглядел трезвым. Интересно, думал Антон, когда же этот тип начнёт пить? Он увлечённо смотрел в бинокль и не заметил, как сзади подошёл пожилой мужчина и стал за ним наблюдать. Это был худой старик старше восьмидесяти, в отутюженной старой рубашке, в широких брюках с тонким поношенным кожаным ремнём и ботинках тридцатилетней давности. Глядя на него, можно было безошибочно определить советского пенсионера времён Горбачёва. Старик держал в руке пакет с продуктами из супермаркета и подозрительно смотрел на человека с биноклем. Когда Антон обернулся, он строго спросил: