Если он хочет выиграть пари у деда, – как они условились, в течение года – пора начинать вкладывать заработанные деньги и решиться пойти на риск. Он уже переговорил со Скотом Данлоном о его новом изобретении – резиновой покрышке – и с Уильямом Берроузом о счетной машине, которая умеет вычитать и даже печатать. Скромные инвестиции в производстве обеих новинок могут быстро принести солидные доходы, и он победит в споре с графом Агнелли. После этого Габриель, если сочтет необходимым, сможет распорядиться своим наследством. Вызывала интерес мысль отказаться от наследства только из-за того, чтобы увидать выражение лица деда. К тому же, зная отношение Дженни к «испорченным богатым повесам», он не осмеливался рассказать ей правду о себе, пока они не будут связаны на всю жизнь. Пока они не поженятся, он будет для Дженни трудолюбивым человеком, обязанным всем самому себе, что, большей частью, не противоречило истине. Когда он разбогатеет, то скажет ей о своей любви, увезет ее на запад, купит землю. Они счастливо проживут жизнь в красивом особняке, который он построит для нее.
Но на это потребуется не один день. А что, если Дженни не захочет ждать его, если полюбит другого? Тогда всем его мечтам придет конец. Габриель почувствовал, как в сердце зашевелилась ревность.
– Когда ты едешь? – Дженни отвернулась от заходящего солнца. В алом свете заката ее волосы вспыхнули золотым огнем. – Тебе хватит денег на билет?
– Я сорвал куш на голубиных играх. Вместе с заработком на будущие две недели хватит. Ты будешь скучать по мне? – Его бесхитростная улыбка, мгновенная смена настроения обычно захватывали Дженни врасплох. Но на этот раз она была начеку.
– Конечно, Габриель. Я всегда скучаю, когда уезжает хороший друг. – У нее замерло сердце, но голос звучал ровно, спокойно. Она будет ужасно тосковать по нему. Уже сейчас в его объятиях, ощущая его тепло… упругие мускулы… она грустила по нему. Но Габриелю ни к чему знать об этом. – Через неделю я смогу вернуть тебе часть долга, чтобы ты смог раньше уехать.
– Благодарю, – сухо сказал он. Он злился, что Дженни назвала его «другом», хотя они были более, чем друзья. Его бесили ее холодное равнодушие и желание показать, что он для нее не такой уж близкий и дорогой человек.
– Похоже, тебе хочется отделаться от меня?
– Нет, но твое поведение заставляет меня держаться от тебя подальше. Ты всегда стараешься соблазнять меня, и я должна или забыть тебя, Ангел Габриель, или отказаться от своего будущего.
– Разве твое и мое будущее не могут переплестись, хотя бы ненадолго? – он умоляюще улыбнулся.
– Нет, особенно «ненадолго», – ее быстрый ответ сказал больше, чем ей хотелось. – Габриель, я не хочу обманывать тебя. Мне тоже хочется быть с тобой. Я все время вспоминаю… ночь, проведенную с тобой в отеле. И все же я говорю «нет».
«У этой женщины железная воля, – подумал Габриель, – ласковый голос, шелковистая кожа, мягкие, как пух, волосы и полудетская улыбка».
– Это все, что я могу предложить тебе сейчас, cara. Я уже предлагал тебе отдать эти двадцать долларов, что ты должна мне, тому, кому они нужнее, чем мне или тебе. Бог знает, сколько бедняков в этом городе. Послушай, мне пора идти по делу. Давай встретимся позже?
– Не стоит. Завтра мне нужно быть вовремя на работе. Не хочу опаздывать в первый же день. Лягу сегодня спать пораньше.
Дженни запечатлела на щеке Габриеля легкий сестринский поцелуй и быстро направилась к пожарной лестнице. У нее за спиной Габриель заскрежетал зубами и погрозил кулаком темнеющим небесам. «Сейчас она нужна мне, как никогда раньше», – признался он себе. Возможно, у него начался бред. Его мысли постоянно вертятся вокруг Дженни, семьи, их детей. Может быть, рискнуть и рассказать ей правду о себе, не дожидаясь удобного случая. Если бы Дженни оставалась с ним и теперь, он бы преодолел соблазн рассказать ей правду раньше времени. «Нужно ехать», – сказал себе Габриель. В душе у него зашевелилась ревность и зародились мучительные сомнения в любви Дженни.
ГЛАВА 14
В семь тридцать утра Дженни стояла у главного входа, терпеливо ожидая, когда откроют магазин. Ее била нервная дрожь, но она надеялась справиться с новой незнакомой работой. Девушка не знала, сколько времени она здесь проработает. По ее спокойному, невозмутимому виду трудно было сказать, как сильно она взволнована и обеспокоена. Дженни прошла пешком почти три мили, чтобы не тратить деньги на кеб. Стояло прохладное весеннее утро. Она шла по тихой Пятой авеню мимо спящих особняков. Дом Карвало тоже еще дремал. Только привратник мыл широкие мраморные ступени, да сонная девушка чистила медные перила лестницы. Дженни радовалась, что ей больше не нужно работать служанкой.
Она уже стояла у магазина, когда торопливым шагом к ней приблизились две женщины. Одна – розовощекая, крупная, в платье с оборками, волнистые прядки выбились из собранных на затылке ярко-рыжих волос. Вторая женщина, постарше, была облачена в опрятное черное платье и плащ.
– Эй, ты, наверное, новая продавщица? Пойдем с нами, – запыхавшись, сказала рыжик, энергично жуя резинку. – Таким, как мы, запрещено входить через парадную дверь. Я – Агата Сотелл, а это – Милдред Морган.
– Когда нанимают на работу, обязаны показать, где служебный вход, – заметила Милдред. – Если бы мы случайно не проходили мимо, ты бы опоздала на работу. Не очень хорошее начало. Идем быстрее, уже совсем поздно. Здесь штрафуют на тридцать центов за каждые десять минут опоздания.
– На тридцать центов! О, Господи! Столько стоит молоко для детей на неделю. – И Дженни поспешила за своими новыми подругами Эгги и Милли.
– Они штрафуют за каждую мелочь – за ошибку при заполнении чека, если что-либо разобьешь нечаянно. В магазине есть хорошие администраторы, они делают вид, что кое-чего не замечают. Дорого обходится, если ошибешься, давая сдачу. Ты должна будешь возместить потерю, а платят в неделю всего пять долларов. Есть администраторы, которые с радостью зададут тебе головомойку на глазах у всех продавцов и даже клиентов. Я такая неуклюжая, – рассмеялась Агата, – обязательно что-нибудь разобью, не то что Милдред. За пять лет работы ее ни разу не оштрафовали.
Женщины влились в поток продавцов и вошли в магазин. У входа служащих встречал с видом презрительного высокомерия бдительный управляющий, мистер О'Мелни. Время от времени он окликал одну из женщин и направлял в воспитательный отдел, если считал, что она недостаточно хорошо выглядит, чтобы появляться перед покупателями. Других отсылал в медицинский кабинет, если замечал, что у них грязные шея и воротничок.
– Опять жевательная резинка, мисс Сотелл, – зашипел он на Агату. – Выбросьте ее немедленно. Мне надоело повторять вам одно и то же каждый день.
– Извините, пожалуйста, мистер О'Мелни, – Агата испугалась и проглотила резинку. – Вот и все. Ее больше нет, сэр.
Кое-кто из женщин, не сдержавшись, тихонько хихикнул.
– Идите в воспитательный отдел, мисс Сотелл, – устало зевая, приказал управляющий. – Ваше платье совсем не годится для работы, а волосы в беспорядке.
– Мистер О'Мелни, меня задержат там на двадцать минут и вычтут шестьдесят центов, – запротестовала девушка.
Но управляющий уже смотрел мимо нее. Милдред похлопала Эгги по плечу, предостерегая от дальнейших возражений.
– А вы подойдите ко мне, – сказал он Дженни, когда все продавщицы разошлись по своим отделам. – Я лично покажу вам ваше рабочее место.
Девушка с интересом поглядывала по сторонам, стараясь не отставать от управляющего. Они шли по роскошному первому этажу громадного магазина мимо изящных колонн, широкой мраморной лестницы с великолепной балюстрадой. Чего только не было на прилавках – мужские рубашки и воротнички, белье, чулки и носки, прекрасные кожаные сумочки и ремни, портмоне и кошельки, материя всех цветов радуги на любой вкус, дорогие пушистые ковры. Дженни и О'Мелни шли по центральному проходу к парадному входу в магазин. Продавщицы провожали их любопытными взглядами.