Дженни была оживлена, но немного напряжена. Однако в ней не чувствовалось усталости и подавленности, как той ночью. «Как она красива», – подумал Габриель. Он смотрел на девушку злыми глазами. Ее вид, звуки ее голоса, без которых он чертовски скучал, взволновали его. Он и сомневался в ней, и верил ей одновременно. Он уговаривал себя, что, возможно, ошибался, Дженни не изменяла ему, и что, скорее всего, есть очень простое объяснение ее поступку. Да, но он видел собственными глазами, как ночью она повела Карвало в свою квартиру. Как это можно объяснить? Габриеля снова охватили подозрения.
– Извини, что прерываю тебя, Дженни. О чем ты рассказываешь? – спросил он.
– Уволили Милдред Морган без всякой причины. Уволили бедную вдову, у которой на руках трое детей. После пяти лет безупречной работы! – сказала девушка, удивляясь и негодуя. – Хотелось бы знать, за что? – требовательно спросила она и стукнула кулаком по столу. Все присутствующие – Саверио, София, Медея, девочки, Фред Фостер и Джоко Флинн – согласно кивнули головами. – Представляете, ей даже не выплатили полагавшуюся прибавку к зарплате! Она научила меня работать, рассказала, как хранить товар, а они ее выгнали. – Послышались тяжкие вздохи, восклицания, и возмущение. Габриель решительно прервал стенания родственников и друзей.
– Итак, Дженни Ланган, теперь ты видишь, как жестоко обошлись с хорошим работником. Теперь ты знаешь, что и в Америке существует несправедливость.
– Ах, Габриель! Ты хочешь сказать, что я наивна? – воскликнула девушка. – Послушай, самоуверенный нахал, я расскажу обо всем Джеси. Он славный, добрый человек и попытается что-нибудь сделать для Милдред.
– Джеси? – Габриель рассвирепел.
– Джеси Карвало. Человек, который нашел мне эту работу. Я получаю шесть долларов в неделю и могу заплатить за квартиру и прокормить детей. Каждый день он приходит в магазин узнать, как я справляюсь с работой. В понедельник я расскажу ему о Милдред и…
– В понедельник я могу привести к магазину людей, которые будут протестовать против ее увольнения. Чтобы поддержать славного, доброго Джеси. Надеюсь, ты меня понимаешь?
– В понедельник? Ты что, не пойдешь на работу? – спросила Велентайн. Она сидела рядом с Джоко, который обучал ее арифметике и биологии в надежде сделать из нее врача, так как ее брат не воспользовался благоприятной возможностью. Пятнадцатилетняя девочка влюбилась в своего учителя, который был старше ее в два раза. Единственным в доме, кто не обращал на ее чувства внимания, был сам Джоко.
– Нет… Мне не нужно идти на работу, – ответил кузине Габриель.
– Почему нет? – задала свой любимый вопрос Медея.
– Мы уволились… поэтому я свободен и могу пикетировать магазин в понедельник.
– Нет, нет! Тогда я тоже потеряю работу, и никому от этого не станет лучше. Как ты говорил, Габриель, я отдала отчаявшейся Милдред часть денег, что должна тебе. Сколько смогла. И еще отдам из следующей получки.
– Разделяй и властвуй. Этого твердого принципа придерживаются все хозяева – и железной дороги, и шахты, и магазина, – Габриель удрученно покачал головой. – Вы, работающие леди, должны устроить забастовку в защиту Милдред Морган.
– Гейб! Не начинай снова вести разговоры, из-за которых ты попал в беду в Италии, – строго сказал Саверио.
– Вся эта политика – вина твоего брата, Саверио, – София погрозила пальцем мужу, потом сложила руки на полной груди и огорченно закатила глаза. – Дженни, брат Саверио Никола, отец Габриеля, влюбился в Альбу Занги, дочь профессора. Она очень красива и богата. У нее много прекрасной одежды, – она на мгновение задумалась, вспоминая модные наряды невестки. – Габриель похож на свою мать, но легко возбудим, как и его отец. Знаешь, что происходит с человеком, когда он очень вспыльчив и много читает?
Несчастье. Боже мой, Габриель, – София печально вздохнула. – Что теперь будет?
– Гейб, мой мальчик, – вступил в разговор Джоко. – Ты был сегодня в квартале профсоюза? Такое впечатление, что толпа возбуждена «подмазанным» уличным оратором, стоящим на ящиках из-под мыла. Смотри, не притащи сюда какого-нибудь из этих радикалов с безумным взором. – От одной только этой мысли румянец сбежал с его щек, и он побледнел как мел. С тех пор, как Джоко поселился у Агнелли, он никогда не уходил из дома днем. Весь день он занимался с Велентайн или сворачивал сигары. Обычно он уходил после полуночи и возвращался на заре.
– Бунтовщики с безумным взглядом ближе тебе, Джоко, – Габриель безжалостно улыбнулся. – Твои фанатичные фении, вероломные убийцы из Ирландии только тем и занимаются, что выслеживают друг друга по всему Нью-Йорку.
– Фанатичные? Кто, черт тебя побери, фанатик? – Джоко вскочил на ноги и попытался ударить Габриеля через стол.
Вошедший с бочонком холодного пива Рокко обхватил сзади вспыльчивого школьного учителя и с трудом усадил на место.
– А ты бы помалкивал. Горшку перед котлом нечем хвалиться, отпусти меня. Я ему сейчас задам, – Джоко не слишком решительно вырывался из рук мальчика.
– Почему нет? – спросила Медея, укачивая Эллиса, проснувшегося от громких криков. Даже котята, гонявшие по полу кухни жука, испуганно выскочили в соседнюю комнату, а Дженни усадила Ингри на колени.
Фред потягивал красное вино и нежно протирал своего Страдивари мягкой тряпочкой. Он взглянул на них спокойными, умными глазами, откашлялся, поднял скрипку и заиграл. При первых же звуках музыки умолкли доносившиеся через вентиляцию невнятный говор и назойливый шум – стук посуды, жужжание швейной машинки, смех и крики. Пока Фред играл, в доме стояла мертвая тишина. Изумительные, глубокие звуки плыли в вечернем воздухе, взлетая все выше и выше к небесам. Скрипка плакала и смеялась, о чем-то пела и говорила на всем понятном языке. В глазах у слушателей стояли слезы. Закончился долгий, утомительный рабочий день, настало время для раздумий, воспоминаний о потерянной любви, о прошлом. Чарующая музыка всколыхнула глубокие, доселе неясные чувства. Люди улыбались сквозь слезы.
– Нет ничего правдивее музыки, – сказал задумчиво Джоко.
– Она успокаивает даже скандалистов, – Дженни неуверенно улыбнулась Габриелю, который казался совершенно спокойным. Ингри сползла с ее колен и стала гоняться за котятами. Дженни встала. – Габриель… приглашаю тебя к себе на ужин.
Он не сразу принял ее приглашение.
– Ты уверена, что хочешь пригласить именно меня, cara? – спросил он сухо и сразу же пожалел о своем ответе. Помимо желания узнать, какую роль в жизни Дженни играет «тот другой мужчина», ему хотелось стереть боль в ее глазах, вызванную его саркастическим ответом. Габриель не мог ни сердиться на нее, ни быть от нее вдалеке. Он подмигнул девушке. – С удовольствием принимаю ваше приглашение, мисс Ланган.
Она кивнула, все еще не понимая, что с ним происходит.
– Приходи через час. Я должна сходить на рынок.
– Почему нет? – ответил Габриель, когда Медея кивнула ему головой.
– Почему нет? – как эхо, повторила старушка. – Я останусь здесь, послушаю музыку, спасибо.
– Спасибо тебе, бабушка. – Габриель сделал большой глоток холодного пива. Он был счастлив, что останется с Дженни наедине.
ГЛАВА 17
Через полчаса, а не через час, как велела Дженни, Габриель направился в ее квартиру. Он не мог ждать больше ни минуты.
– Какой изменчивый человек! Эмоциональный, добрый и такой сильный, решительный, – сказал Джоко, когда затих звук шагов Габриеля. – И она – спокойная, сдержанная, элегантная и нежная. И такая же сильная и решительная. Несомненно, все предопределено на небесах: ее муж умер, его невеста сбежала.
Все, кроме Медеи, скептически смотрели на него.
– Почему нет? – изрекла Медея.
Вошла Марелла с дочуркой на руках. Держась за ее юбку, вслед тащились еще трое из ее шести детей. Ингри радостно бросилась им навстречу. Женщина стала кормить Эллиса.