– И вот что я решил, – продолжает вещать отец, и голос его меняется. Начинает хрипеть, шелестеть, слабеть. Можно было бы предположить, что из него вытягивают душу, хотя это будет ошибкой. У нашего отца нет души. Только холодный расчет, с которым он воспитывал и нас. – Всё моё состояние получит тот из вас, кто обзаведется собственной семьей в ближайшее время, – с каким-то садистским восхищением сообщает он, улыбаясь.
Удар от его слов настолько сильный, что в ушах начинает звенеть. Мне явно послышалось! Или почудилось, черт бы побрал, померещилось, потому что я не верю тому, что слышу. Но зато отец уверен в своих словах и ядовито добавляет:
– И срок вам два месяца.
– Отец! Пап! – я срываюсь. Впервые, пожалуй, позволяю себе повысить голос. Впрочем, мой голос сливается с возмущением Леши. Он, подскочив со стула, устремляется к отцу. Надеюсь, за тем, чтобы придушить несчастного сумасшедшего старика, пока измененное завещание не вступило в силу.
– Пап, что это за условия такие? – обиженно тянет брат. – Мы же…
– Сядь, сын! – рявкает отец.
Леша вытягивается как по струнке и семенит обратно. Я не шевелюсь. Не хочу выдавать своих истинных чувств, чтобы не показаться слабым. Достаточно и того, что Леша едва не закатил истерику, а наша несгибаемая и непробиваемая сестра выглядит так, будто приведение увидела.
Мы притихаем, почти не дышим, отец обводит комнату серьезным взглядом. Кажется, он удовлетворен тем, что попытку саботажа никто не поддержал.
– Вы взрослые и самодостаточные, – продолжает говорить, словно пытаясь выдать желаемое за действительное. Ведь его эмоциям я не верю. – Настолько самодостаточные, что ни черта не думаете о будущем нашей семьи.
Делает очередную драматичную паузу, как в хорошем кино. Однако это действует лишь на Лешу. Он почти не дышит, вытаращив на отца глаза.
Отец же качает головой, складывая руки на груди. Принимает важную позу, которая никак не смотрится с тем, что последние дни он проводит в постели в клетчатой пижаме. Не хватает нужного антуража.
– Я стар и болен, мне осталось не так много времени, как вы все думаете. А вы, мои дети, все еще не обзавелись собственными семьями, – тяжело вздыхает. – Я, может, хочу внуков нянчить, семейные праздники отмечать, когда вы всей гурьбой ко мне приедете.
Ну вот, моя теория, что он сошел с ума, подтверждается. Жаль, что упечь его в психушку не получится.
– Поэтому даю вам два месяца, тянуть незачем.
Бред полнейший! Он что сейчас велел нам срочно жениться и заводить детей? И все успеть за два месяца, чтобы побаловать старика?
– Приведете в дом свою половинку, получите наследство. Нет, так нет, – и плечами пожал, словно ничего такого не сказал.
– Да, отец. Как скажешь, – произносит с улыбкой на поджатых губах Саша и медленно поднимается.
Знаю ее эту маску – она всегда так делает, когда против идей отца, но приходится выполнять. Потому что, как однажды сказала Саша, мы люди подневольные. Да, мы зависимые от семьи, этого не отменить, но и играть по правилам отца уже осточертело.
И пока я обдумываю, что же сейчас произошло, Леша поднимается следом. Бурчит на прощание что-то, я на автомате повторяю. Выходим из спальни, следуя по пятам сестры. Леша скорее потому, что всегда ищет у нее ответа на вопрос, а я просто так – здесь один коридор, который выведет всех нас на улицу. Подальше от отцовского логова, в котором он нас только что загнал в ловушку.
Я злюсь. Уже не скрываю, как сильно меня охватывает гнев. Ладони больше не сжимаются в кулаки. Все бесполезно. Годы работы над собой летят коту под хвост.
Леша резко останавливается и оборачивается. Поднимает руки и начинает угрожать закрытой двери. Каждый борется с эмоциями так, как умеет. Я выдыхаю и смотрю на сестру.
– И что делать будем?
Саша молчит. Руки складывает на бока, смотрит на нас. Что-то обдумывает. Не сказать, что я жду от нее верного и быстрого решения за несколько секунд, но где-то теплится надежда, что она скажет – нам нужно срочно отправить отца в психушку. Но вместо этого Саша произносит совершенно иное:
– У нас два месяца. Так что работаем мальчики, работаем.
Саша уходит. Леша переводит взгляд на меня.
– И что это было?
Я молчу. Смотрю, как удаляется Саша, и не верю своим ушам.
– Ну же, Антон! Что делать-то будем?
Голос Леши начинает раздражать, как и то, что я все еще нахожусь в отцовском доме.
– Ты слышал сестру. Два месяца.
Больше ни на секунду не желаю здесь задерживаться. Оставив возмущенного и растерянного младшего брата на пороге, сам быстро направляюсь к машине.