А о чем он спросит ее теперь? Их короткая пьеса подходила к концу. София, затаив дыхание, ждала в темноте, что вот сейчас с его губ сорвется вопрос, просьба или поцелуй.
Дверь в каюту распахнулась, и мерцающий свет ламповой свечи осветил их. Грейсон сделал шаг назад.
В каюту шаркающей походкой вошел Стабб, с трудом неся тяжелый поднос.
— Тут ужин, — объявил он, вешая лампу на потолочный крюк. — Простите, что запоздал, но слишком занятый день был.
Мистер Грейсон кивнул:
— Не буду мешать вам ужинать, мисс Тернер.
— Я принес ужин на двоих. — Стабб довольно ловко и быстро накрыл на стол. — Все пассажиры должны ужинать в дамской каюте до особого распоряжения. Приказ капитана. — Старик посмотрел на Грея: — Капитан хочет, чтобы вы оба оставались внизу, пока ветер не вернется. Он сказал, что вы поймете, мистер Грейсон.
— Да, — ответил Грей. — Я понимаю. — Он бросил на Софию настороженный взгляд: — Но я все равно покину вас. Сегодня вечером у меня нет аппетита.
С этими словами он вышел.
Глава 15
Разум Грея пребывал в полном беспорядке, а его сердце… сердце сорвалось с якоря. Сорвалось и пустилось на волю волн, в свободное и неуправляемое плавание. И Грей не представлял, как его вновь успокоить и принудить биться ровно.
Она не была девственницей.
Наконец-то мозаика отдельных фрагментов начала складываться в ясную картину. Скромная одежда, замечательное воспитание и место гувернантки на далекой Тортоле. Искорки в ее глазах и то, как она реагировала на его прикосновения. Как сама прикасалась к нему. Она знает толк в страсти; она понимает, какое удовольствие они могли бы доставить друг другу. И все же он проводит ночь в одиночестве. Потому что она предложила больше, чем удовольствие. Она предложила свое сердце. Она предложила доверие. Боже, она практически заставляла его принять это, но как раз этого он и не хотел. У него и так уже было достаточно людей, о которых он должен был заботиться, и он, к сожалению, успел разочаровать их всех. Он подведет и ее, это лишь вопрос времени.
Наконец настал рассвет, Грей умылся и оделся. Он не имел ни малейшего представления, что он скажет ей, но чем меньше, тем лучше. Грей поднял книгу, засунул ее под мышку и направился к двери в дамскую каюту.
Его встретил аромат свежезаваренного чая. Мисс Тернер стояла, склонившись над столом, расставляя полдюжины небольших горшочков рядом с подносом для завтрака. После вчерашних драматических событий и бессонной ночи для Грея было удивительно увидеть ее выглядящей так… обычно. Почти по-домашнему. Узел беспокойства в его груди сначала ослаб, потом и вовсе развязался.
— Доброе утро. — Она подняла крышку одного из горшочков и слегка коснулась его содержимого кончиком пальца.
— Вы собираетесь отравить мой чай? — Грей выдвинул стул и уселся. Положив книгу на стол, он взял сухарь.
— Ничего такого страшного я не планирую.
Она подняла на него глаза, и от их кокетливого блеска Грей закашлялся. Да, все было как обычно. Один взгляд, брошенный на нее, такую красивую, аппетитную и соблазнительную, вынуждал его задерживать и без того затрудненное дыхание. А к словам, которые она затем произнесла, он и вовсе был не подготовлен.
— Я собираюсь рисовать вас.
— Рисовать меня?
— Если только у вас нет никаких особых планов. Грей прокашлялся и перевел взгляд на книгу. У него было много особых планов.
— Я собирался почитать.
— Вы вполне можете это делать. — Она продела руки в рукава свободной верхней блузы и завязала за спиной длинные тесемки. — Только позвольте мне сначала сделать набросок, а потом можете читать, пока я не закончу прописывать детали.
— Я неуверен…
В специальную выемку она уложила три кисти, расположив их по ширине, от самой маленькой до самой большой.
— Понимаете, я просто не знаю, кого еще рисовать. Я уже сделала наброски или нарисовала почти всю команду этого корабля.
— Я это заметил.
Она подняла на него глаза.
— И?…
Что он мог сказать? Что ее эскизы наполняют его завистью и желанием? Что они выявляют ему скрытые качества людей, с которыми он в течение многих лет работал бок о бок, и раскрывают ее сердце? Что несколько недель назад он отверг эту просьбу и ее саму именно потому, что боялся того момента, когда она обратит свой взгляд художника на него и постигнет истинные свойства его души? И после этого никогда больше не обременит его своим доверчивым взглядом?
Он осушил свою кружку с чаем и поставил на стол, будто бросил перчатку.
— Очень хорошо.
Улыбаясь, она закрепила на мольберте лист.
— Прекрасно.
— Что я должен делать?
— Будьте самим собой. — Она бросила на него ободряющий взгляд. — Я не думаю, что вам грозит неотвратимая опасность быть сброшенным на пол неожиданной волной. Хотя, честно говоря, я бы радовалась, ощущая, как под нами перекатываются волны.
Грей сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
— Я чувствую себя совершенно непринужденно.
— Как так получилось, — спросила она, порхая карандашом над листом бумаги и сверля его пристальным, с незнакомым прищуром взглядом, — что сын некоего довольно беспутного джентльмена, выросший на сахарной плантации в Вест-Индии и получивший образование в Оксфорде, унаследовав земли и состояние, решается выбрать судьбу моряка?
Грей удивленно воззрился на нее.
София, заправив непослушную прядь волос за ухо, перестала рисовать и вопросительно взглянула на него.
— Как? Вы хотите, чтобы я разговаривал? Я думал, что должен сидеть неподвижно и молча.
— Вы должны вести себя естественно. А воспоминания заставляют позирующего расслабиться.
«Но только не этого позирующего».
— В детстве вы мечтали стать моряком?
Грей рассмеялся:
— Нет. Впервые я ступил на борт корабля, когда меня отправили в Оксфорд. Всю первую неделю на море я чувствовал себя ужасно и страдал от морской болезни. Ничего не мог есть. Мне повезло, потому что, как оказалось, часть продуктов оказалась протухшей. Почти вся команда отчаянно мучилась животом, четверо отдали Богу душу.
— Кошмар.
— Я предложил капитану свою помощь. Он поручил мне работу, и я за нее взялся. К моменту пересечения тропика я уже ставил и убирал паруса как заправский моряк. Между вахтами я учился всему, чему мог научить меня капитан — от примет, предвещающих перемену ветра, до навигации. Когда мы прибыли в Англию, он согласился нанять меня вторым помощником. До Оксфорда я добрался только через полтора года.
— Удивительно, что вы вообще решили отправиться туда.
— Да, это решение далось мне с некоторым трудом. — Он почесал подбородок. — Но надвигалась война. И, кроме того, меня, наконец, догнало письмо, в котором говорилось о болезни отца, — это меня отрезвило. И Джосс, и Бел еще были несовершеннолетними, и в случае смерти отца о них некому было позаботиться. Я подумал, что мне лучше некоторое время находиться на одном месте, чтобы они знали, где найти меня, если я им понадоблюсь. Оксфорд был ничем не хуже других мест. Я отучился там три семестра, когда это произошло.
— Когда ваш отец умер? — Зажав карандаш зубами, она вытерла руки о блузу.
— Да. София взяла карандаш в руку и повернула голову, чтобы взглянуть на него. Однако она не просто смотрела, скорее, она изучала форму его уха или, может быть, линию скул, подумал Грей. Он бессознательно потер шею, ощущая, как горит его кожа под этим взглядом, в котором сквозило нескрываемое одобрение.
— И тогда вы и продали землю, — сказала она, вновь концентрируя внимание на рисунке. — И стали капером?
Он кивнул.
— Но если вы так беспокоились о своем брате и сестре, почему вы не отправились домой, чтобы вести дела на плантации?
Грей тяжело вздохнул:
— Причин было множество. Но все они были связаны с деньгами. Цена на сахар падала, а пошлины постоянно росли. Плантации в Вест-Индии уже не приносили такого дохода, как раньше. Мы бы в течение года прожили уже нажитое и влезли бы в долги. — Он покачал головой. — Это бы не сработало. Если бы я рассказал душеприказчикам о Джоссе, они бы вынуждены были начать всяческие согласования, что привело бы к задержке дела, и, помимо этого, я просто не был уверен, что он согласится на продажу. Я нашел покупателя на землю, а возможность купить этот корабль и получить лицензию капера у меня была, и я ухватился за эту возможность. А затем, именем Короны, я захватил более шестидесяти кораблей. — Грей не мог скрыть нотки гордости в своем голосе. — Я никогда не сожалел о своем решении. Это было единственное дело, полностью увлекшее меня и к тому же сулившее быструю прибыль.