Не беспокойтесь, дорогой читатель, я не собираюсь рассуждать на эту модную тему. У меня в руках небольшой по объёму, но весьма глубокий по содержанию апрельский номер журнала «Природа».
Продолжается война, свершилась революция, в столице больше анархии, чем порядка. Бурление толп, сумятица в головах. Такое время называют смутным.
А я открываю журнал и попадаю в интеллектуальный оазис. Нет политической злобы дня, иссушающей мозги и души.
Позвольте, я введу и вас в этот удивительный для революционной России мир. Одна из статей посвящена… туннелю под Ла-Маншем! Другая: «Древний Багдад и его ирригационная система».
Хочется воскликнуть: господа, русская интеллигенция жива! Текущие события пройдут, как мимолётные волны. Останется культура. Вот о чём свидетельствует этот скромный журнал.
Отчасти политическая заметка Н.К. (осмелюсь предположить – известного генетика Н. Кольцова, одного из редакторов журнала) посвящена генеалогии дома Романовых. «Начиная с Павла I, – пишет он, – все цари принадлежали юридически к дому Гольштейн-Готторп, и лишь из-за династических соображений к этому двойному имени прибавляется третье – “Романовы”. Из 8 генеалогических прадедов Павла только один – Пётр I был русского происхождения, остальные германцы».
Выходит, свергли в России немецкую династию? Вот как получается. У бывшего царя Николая II всего лишь 1/128 доля русской крови. Автор заметки присоединяется к мнению о том, что отцом Павла I был не муж императрицы Екатерины II, а русский дворянин Сергей Салтыков. Поэтому в дальнейшем цари обнаруживали физические признаки славянского типа.
На мой взгляд, не следует придавать серьёзного значения той или иной доле русской крови у царей России. Не в этом дело. Российская аристократия образует особую касту. Наследие феодализма. Пропасть отделяет её от так называемого простого народа. Они существуют в разных мирах.
Сейчас в России, как некогда у нас во Франции, порушены сословные перегородки. Не от того ли угрожающе зашатались все опоры государства?
Нет, я не собираюсь вдаваться в политику. Друзья читатели, на этот раз я призываю вас подумать о вечном!
Да, именно на это навела меня статья профессора Сорбонны Виктора Анри «Энергетика жизни». Да простят читатели мне моё невежество, в Париже я ничего о нём не слышал. Тем более неожиданно прозвучали его слова здесь, в революционной России.
«С мировой точки зрения, – пишет Анри, – жизнь есть не что иное, как постоянное задержание и накопление химической и лучистой энергии, замедляющее превращение полезной энергии в теплоту и препятствующее рассеиванию последней в мировом пространстве».
Он делает вывод: «Присутствие живых организмов на земле удлиняет продолжительность существования мира. Если бы не было живых организмов, деградация энергии происходила бы быстрее, земля скорее бы охлаждалась и мир скорее бы приближался к состоянию окончательного равновесия».
Оказывается, все мы, живущие, участвуем в космическом процессе!
Автор приходит, как он выражается, к универсальному оптимизму: «Существующий мир – лучший из всех возможных». Он формулирует цель нашей жизни: «постоянной сознательной работой создавать везде и во всём такие условия жизни, которые содействовали бы максимальной утилизации энергии».
Звучит замечательно! Но у меня возникают сомнения. Так ли всё просто и ясно? Или учёные, эти аристократы мысли, живут в каком-то ином, чем мы, простые смертные, мире?
Да простится мне дерзкое заявление, но, честное слово, я мог бы придумать мир хоть немножко, но всё-таки лучше, чем нынешний. Продолжается кровопролитная война. Она уничтожает жизнь. Неужели ничего лучшего нельзя придумать?
А что происходит в России? Она погружается в хаос. Так может быть, люди пошли наперекор космическому процессу? Вот в чём вопрос.
Странные мысли приходят в голову, когда от умных текстов научного журнала «Природа» переведёшь взгляд на неприглядную реальность.
И всё-таки есть основания для оптимизма: существуют люди, способные сохранять ясность ума в нашем безумном мире. Быть может, им принадлежит будущее? Хочется в это верить.
Революционные бури проходят, и раздвигаются мрачные тучи, и появляется ясное небо вечности.
Сергей не собирался всю свою жизнь посвятить газетной суете, погоне за мимолётностями. Хотя ему нравились слова Бальмонта: