– Большевики тоже отрицают власть.
– Они отрицают власть существующую. Для того, чтобы установить свою собственную.
– Простите, я не совсем понимаю, что произойдёт, если победит анархия. Я понимаю, это не хаос…
– Анархия – это свобода.
– Согласен, да. Все провозглашают свободу. Это самый расхожий лозунг.
– Буржуазные свободы предполагают власть капитала и экономическое порабощение трудящихся.
– Насколько я понимаю, и большевики против власти капитала.
– Они за власть государства. Это мало что меняет. Сковывается частная инициатива и свобода личности. Это готовит власть наихудших. Февральская революция сделала шаг к свободе. Однако остаётся реальная опасность диктатуры государственников.
– Большевики выступают за коммунизм, подобно вам.
– Коммунизм возможен в разных формах: от полной свободы до полного рабства и террора. Нельзя прийти к свободе, укрепляя государство, то есть власть чиновников.
– Всё-таки странно: вы – князь, потомок древнейшего рода, барин, сын богатого помещика, бывший царский офицер – и вдруг стали народником, анархистом. Что заставило вас? Чем вы были обделены?
– Я? Решительно ничем.
– Вы имели всё, о чём только можно мечтать: богатство, титул, доступ во дворец…
– Добавьте: благоволение царя. Да-да. Сам император Николай Первый определил меня в Пажеский корпус…
Сергей знал этот эпизод и включил его в свою недавно начатую книгу.
Зал Московского дворянского собрания заполнен звуками полонеза. В блеске драгоценностей и орденов развёртывается торжественное шествие. На возвышении под балдахином с вензелем «Н I» стоит Николай I. За представителей всех народов России выступают переодетые дворяне.
Апофеоз праздника. Гимн «Боже, царя храни!». Дети несут шестьдесят жезлов с гербами губерний страны, выстраиваются в два ряда перед императором и склоняют перед ним жезлы.
Царь шепнул что-то главному камергеру, кивнув на детей. Придворные в расшитых золотом мундирах засуетились, вытянули из шеренги милого малыша с ясным взглядом и круглым лицом, обрамлённым кудрями.
Князь Гагарин, одетый тунгусом – в тонкой замше с бутафорским луком через плечо, – поднимает мальчика и ставит его к Николаю I.
– Что, Гагарин, это твой? – спрашивает царь.
– Племянник, Пётр Кропоткин, сын князя Алексея.
Царь за руку подводит малыша к молодой великой княжне:
– Вот каких молодцов мне нужно!
Княжна смущается, краснеет. Она ждёт ребенка. Царь поворачивается к Петру:
– Ты хочешь конфет?
– Я хочу крендельков.
Тотчас возникает поднос с крендельками. Пётр подставляет свою высокую шапку. Пояснил:
– Я отвезу Саше, старшему брату.
Великий князь Михаил соизволил пошутить:
– Пай-мальчика гладят вот так. – Он проводит своей белой рукой по лицу сверху вниз. – А шалуна гладят вот так! – Он провёл рукой снизу вверх, задирая нос ребенка.
У Петра на глазах появляются слезы.
– Ну что, будешь пай-мальчиком? – спрашивает Михаил. Петя, стараясь не расплакаться, отрицательно качает головой.
Пай-мальчиком он не стал. Пажеский корпус обтёсывал ершистые характеры учеников. Но только не Петра Кропоткина. То ли сказалось его имя – Пётр (по-гречески «камень»), то ли избыток гордости.
Группа маленьких пажей строем, усердно отбивая шаг, марширует по коридору Пажеского корпуса. Подойдя к широкой лестнице, ребята весело бегут вверх. Одного из них отзывает рослый рыжий камер-паж:
– Кропоткин! Немедленно в сад. Будете шары подавать.
Кропоткин отрицательно качает головой. Камер-паж замахнулся своей фуражкой, чтобы ударить его по лицу. Пётр, защищаясь, выбивает её. Фуражка падает на пол.
– Поднимите! – приказывает верзила, сжимая кулаки.
Кропоткин тоже сжимает кулаки. Верзила отступает.
Учитель чистописания выводит на классной доске немецкие слова. В классе кавардак. Один из обитателей камчатки наливает в губку чернил и посыпает сверху мелом.
Ища губку, чтобы стереть с доски, учитель поворачивается к учащимся. «Камчадал» кричит: «Эберт, лови!» Бросает ему губку. Эберт ловит её; серая жижа брызнула в лицо. Балбес хохочет. Класс постепенно стихает. Учитель садится за стол, протирает очки и лицо, бормочет:
– Не надо шалить, господа. Продолжим урок.
– Свинство ты сделал, – оборачивается к балбесу Кропоткин. Тот встал: «Извините, господин учитель». В классе тихо.
– Не шалите больше, – произносит Эберт.
В помещение входит капитан. Кропоткин на правах дежурного командует: «Господа пажи!» Капитан инспекторски проходит по классу. Оглядывается на Эберта. Брезгливо: