— Джерри знает, о чем говорит. И я это тоже знал, — сказал он.
Длинное лицо Эдит осунулось, и она выглядела теперь как старая, отслужившая свое лошадь.
— А ты что же? Не мог присмотреть получше за своей женой? — сказала она.
— А что же вы? Не могли получше воспитать свою дочь? К дьяволу, этак мы ни до чего не договоримся. И потом, чего-чего, а этого раньше не было. В первый раз я ее застукал.
— Она была… не одета? — спросил Э.Д, скрежещущим голосом.
— Голая она была.
— Бог мой!
Я встал.
— Ладно. Была жена — нет жены. Наверно, дело могло ждать до утра, но я почему-то подумал, что вам это нужно знать. Я искать ее не собираюсь. По мне — пусть живет где хочет и с кем хочет.
— Ты никогда не любил ее, — сказала Эдит. Я окинул ее долгим взглядом.
— Наверно, ты права. Нет, я никогда не любил ее, но я думал, что я ее люблю. Я считал ее самой прелестной девушкой, какую только встречал в жизни. В этом-то она со мной была согласна… Смешно: любить безответно не получается. И значит, я никогда не любил ее. Она была неспособна любить.
Э.Д, сказал:
— Как ты о ней говоришь. Как если бы она уже умерла. Эти слова на мгновение вывели меня из равновесия.
— Что ж… Для меня — пожалуй!
Эдит начала плакать. Эти звуки были странным образом похожи на ее же смех, в свою очередь чем-то напоминавший лошадиное ржание. Э.Д, отвел меня в сторону. Мы вышли на веранду.
— Просто не знаю, что и сказать, — проговорил он растерянно.
— А что тут скажешь?
— Когда, в чем мы так ужасно ошиблись? Она получала все, что хотела. Мы ничего не жалели для нее и для Эдди. Я хочу, чтобы она вернулась, Джерри. Я сообщу в полицию. Нужно дать им номер машины, приметы. Я хочу, чтобы она была здесь. Какой там номер?
— ВМ 93931, — ответил я. Он повторил цифры. Честно говоря, их будет трудно прочесть. Точнее, их смог бы разглядеть теперь разве водолаз, и то если бы у него был достаточно мощный фонарь, к тому же — водонепроницаемый. Ну и юмор у тебя, сказал я сам себе. Ну и юморок у тебя, парень. Обхохочешься.
— Она совершеннолетняя, и машина принадлежит ей, — сказал я вслух. — Если она не захочет вернуться, полиция не может ее к этому принудить. Не уверен, что они вообще захотят ее искать.
— Но она… Но ведь мы ее потеряли, не знаем, где она?
— Это да.
— Завтра, то есть, э-э… сегодня ты можешь не выходить на работу.
— Ты все еще полагаешь, что я и дальше буду работать на тебя?
— А почему же нет, Джерри? Почему нет?
— Послушай, я хотел бы получить назад записку, которую она мне оставила.
— Зачем?
— Хочу, чтобы она у меня осталась.
Он кивнул, ушел в комнату и тут же вернулся с запиской. Я сунул ее в карман. Мы пожали друг другу руки. Это был страшноватый момент. Рука его была мягкой, маленькой и как-то по-девичьи нежной.
— А кофе-то тебе так и не досталось, — сказал он. Эдит продолжала плакать в гостиной.
— Что уж, — сказал я ему. — Ладно уж.
И я пошел домой. Небо на востоке понемногу светлело. Я не мог спать в комнате, которую делил столько лет с Лоррейн. И я не мог спать в той постели, где застал ее с Винсом. Во второй комнате для гостей кровать была не застлана. Я отыскал простыни, постелил, надел на подушку свежую наволочку. Лег. И заснул как убитый.
Проснулся я около полудня и не сразу сообразил, где я. Секунд десять прошло, прежде чем вся лавина воспоминаний обрушилась на меня. Нет, не мог я сделать все это! Не я это был. Не я угробил ее, не я закапывал при луне ее труп, не я пристрелил Винса и утопил убитого вместе с «порше» моей жены в озере. Только не Джером Бенджамин Джеймсон. Чур, чур, не я. Не этими руками, так хорошо мне знакомыми. Они выглядели как всегда. И зеркало в ванной комнате показывало мое прежнее лицо. Только на лбу от укусов мошки остались красные вздутия.
Накануне вечером замысел мой казался мне безупречным по логике и продуманности, а теперь представлялся насквозь дырявым, и сквозь эти бесчисленные щели и дыры каждый мог рассмотреть при желании, что там, как и почему случилось на самом деле. И мысль о деньгах, спрятанных невдалеке от летней резиденции Мэлтонов и тут, в подвале нашего дома, не доставляла мне больше радости. Планы мои изменились. Нужно найти для денег другой тайник, понадежней. Долго, долго придется мне ждать, пока окружающие примирятся с мыслью, что Лоррейн сбежала с Винсом и что искать ее безнадежно. Тогда и только тогда я смогу вернуться к вопросу о том, как бы мне самому исчезнуть.
Я принял душ, надел халат и спустился вниз. В кухне сидела Ирена и читала Библию. Она захлопнула ее, когда я вошел, пронзительно взглянула на меня и встала.
— Желаете позавтракать, мистер Джеймсон?
— Да, пожалуйста, накормите меня, Ирена. Миссис Джеймсон нет дома.
— Я видела, что ее машины нет.
— Она не вернется, Ирена. Она уехала навсегда. Казалось, Ирена размышляла над моими словами. Потом кивнула.
— На это была воля Господня, — сказала она.
— И мистер Бискай тоже уехал. Они уехали вместе. Вот это уже вызвало у нее легкий шок. Ирена сжала губы.
— Блудница вавилонская, вот что я вам доложу, мистер Джеймсон. Я вижу больше, чем должна бы. Но это не по мне говорить о таких вещах. Я работала на вас с охотой. Приходить мне и дальше?
— Я еще не знаю, останусь ли в этом доме. Для начала хорошо бы, чтобы вы приходили по утрам — приготовить завтрак и прибраться в доме. Обедать и ужинать я едва ли буду здесь.
Она молча кивнула и принялась накрывать на стол. В гостиной зазвонил телефон. Ирена вышла и тут же вернулась сообщить, что со мной желает говорить миссис Пирсон.
— Доброе утро, Манди.
— Ах ты Боже мой, тон у тебя похоронный для такого действительно доброго, прекрасного утра. Что, твоя дорогая была слишком утомлена вчера, чтобы прочесть твою записку? Я ждала звонка аж до полуночи.
— Представления не имею, когда она пришла, меня здесь не было. А когда я пришел, не было ее. Она, видишь ли, упаковала чемоданы, нацарапала мне записочку и укатила вместе с моим другом Винсом. Навсегда. Ты слышишь, Манди?
— Да-да, я здесь, золотко. Пытаюсь сообразить… Ах ты бедняжка, Джерри!
— И бедняжка Лоррейн.
— В известном смысле, да.
— Я не хочу, чтобы она возвращалась. Знаешь, Манди, с меня довольно. Мое терпение лопнуло.
— И я, хотя она моя лучшая подруга, должна признаться: она бывала очень, очень сволочной, а ты был более чем терпелив. Я даю на все про все две недели, и потом она опять будет здесь, вся такая трагичная, таинственная, ну и виноватая тоже. И постарается начать все сначала.
— Это ей не поможет, — сказал я. И вдруг увидел ясно, как она выбирается из тесной, чересчур тесной ямы, отряхивает набросанную сверху землю, бредет сквозь ночь. Меня передернуло.
— Думаю, что она не удержится и пришлет мне открыточку с видом какого-нибудь экзотического курорта. Сообщить тебе адресок в таком случае?
— Родителям — да. Насчет меня лучше не беспокоиться.
— А что же ты теперь думаешь делать, золотко? Продашь дом, устроишься где-нибудь в меблирашках?
— Не думаю, чтобы я мог продать коттедж без ее подписи. Сдать в наем — может быть. Нужно спросить Арчи Билла.
— Да, я тоже слышала, что он лучший адвокат по делам о разводе. Там есть такая статья — умышленное оставление супруга. Или тебя больше устраивает супружеская измена?
— Не знаю еще. Нужно посоветоваться со знающим человеком.
— Бедная Лоррейн. И друг твой хорош, — что за легкомыслие! Послушай, сказать Тинкер, чтобы она заглянула утешить тебя?
— Оставь, пожалуйста.
— Извини. Это вышло безвкусно, да? Я только хотела бы понять, в курсе ли Тинкер и, значит, весь городок? Или же я буду действительно первой, от кого мир услышит о происшедшем? Ведь это уже не секрет, да?
— Мне напле… Я хотел сказать, что не секрет.
— Тогда, извини, я кладу трубку, — не терпится позвонить кое-кому. И не злись на меня, у женщин свои слабости. Ух, как заквохчут мои любимые подруги, как они глаза будут закатывать… Я просто предвкушаю все это!
— Я не злюсь.
— Очень мило с твоей стороны. Пока!
Завтрак уже ждал меня. Перед тем я сказал Ирене, что миссис Джеймсон оставила спальню в беспорядке, и попросил прибрать там. Я спросил, видела ли она записку, оставленную мной для Лоррейн накануне. Оказывается, она выбросила ее в корзину. Я попросил принести ее. И положил туда же, где лежала уже записка самой Лорри, вырезанная бритвой из книги, — в ящик моего стола.