Я переоделся и уже собирался выйти из дому, как вдруг вспомнил про тугие пачки денег, оставленные в карманах моих охотничьих штанов. Слава Богу! А что, если старательная Ирена решила бы отдать их в чистку и вдруг наткнулась бы на кучу долларов! Вот уж испугалась бы. Я пересчитал банкноты. Сто девяносто девять сотенных купюр. Пятьдесят получил врач. Одну мы сожгли. Я вспомнил, как мы тогда хохотали, я и Винс. Винс и я.
Я слишком спешил, чтобы выискивать место для еще одного тайника. Сунув двести долларов в бумажник, я спрятал в ящик комода остальное, под стопкой чистых рубашек.
Подъехав к нашему строительному участку, я оставил машину; дальше надо было идти пешком. Возле первого с краю дома сегодняшние работы были уже закончены. Цемент заполнил предназначенные для него формы раз и навсегда. Строители хлопотали теперь возле следующего дома — разравнивали густую серую массу, вываленную бетоновозом.
Я смотрел на свежий цемент, ровным слоем покрывавший ее могилу. И мне пришло в голову: а что, если завтра Э.Д, обанкротится? И я уже видел перед собой двух рабочих, сноровисто приступающих к делу. Другой подрядчик. Другой проект: небольшие участки, уютные двухэтажные коттеджи. Бульдозеры взламывают асфальт, и из земли показывается полуистлевший труп…
— Слыхал о ваших неприятностях, — сказал мне Ред Один. — Не знаю прямо, как можно выразить мое сочувствие.
Как он меня напугал! Он передвигался слишком тихо, при его-то комплекции.
— Спасибо.
— Вы остаетесь?
— Пока что да. А вообще-то не знаю.
— Думаете, она вернется?
— Тоже не знаю. Да мне и все равно.
— Понятно. Вы извините, если что. Я не из тех, кто любит сыпать соль на раны.
— Ничего, все в порядке.
Дальше мы говорили о работе. После чего я поехал в контору. Э.Д, и Эдди уже ушли, там оставалась только Лиз. Я пригласил ее в то же самое кафе, в котором мы были в тот раз. Она казалась подавленной.
— Теперь… теперь все облегчается, да? — сказала она.
— Так оно выглядит.
— Она была нехорошая, Джерри, все это знали, и она не была тебе верна.
— Я знаю.
— Странный ты какой-то. Ты мне говорил, что получил все, о чем упоминал тогда.
— Да, получил.
Ее улыбка была неуверенной.
— И… мне собираться? Если да, то как скоро?
— Еще нет. Я тебе скажу. Она тронула меня за руку.
— Мы уедем далеко отсюда, и все будет хорошо, Джерри. Нам будет обоим хорошо. И мы никогда не обернемся назад, да?
— Да, Лиз. Когда уедем.
Дом показался мне нежилым. За восемь лет немудрено привыкнуть к присутствию другого человека. И теперь мне казалось, что она где-то в соседней комнате. Так и ждешь, что вот зашумит душ, она его всегда открывает на всю катушку, послышится ее вечная песенка о Фрэнке и Джонни. Ирена прибрала в спальне.
Я присел на край кровати. И снова почти наяву увидел ее перед собой. Вот она за рулем в своем медном «порше», а-а, она не одна — машина мчится на запад, черные волосы Лоррейн треплет ветерок, зубы белеют, когда она поворачивает голову, чтобы улыбнуться Винсу.
Чушь. Над ее могилой сейчас затвердевает цемент. А в окно «порше», может быть, заглядывает какая-нибудь любопытная рыбина. Я выскочил из спальни. Здесь слишком многое напоминало о ней.
Я спустился в гостиную, сел за письменный стол, достал лист бумаги и принялся бесцельно чертить на ней какие-то линии, мучительно раздумывая, куда же спрятать эти три миллиона шестьсот тысяч долларов. Тайник должен быть и надежным, и доступным, чтобы в любое время, когда мне понадобится ехать, я мог мгновенно забрать деньги. Тайник должен быть защищен и от сырости, и от огня. Притом я не мог затевать какие-то работы, ведь отныне я окажусь под прицелом множества глаз. Большой объем и тяжесть этой массы банкнот создавали трудности. Арендовать сейф в банке? Это опасно. И ни в коем случае я не хотел оставлять деньги в доме: даже в стенку их замуровать — не выход.
С этим грузом нужно обойтись так, как если бы это были не деньги, а что-то просто тяжелое: единица хранения. И постепенно во мне созревала идея. В моем положении, даже до принятия окончательного решения, что может быть естественней, чем понемногу собирать и даже вывозить пожитки? Ящик с книгами, к примеру. Багажный склад — вот подходящее место. Итак, нужно позаботиться о вместительном ящике, наподобие контейнера. Деньги спрятать на самом дне; все три доли упаковать вместе. Буду уезжать — заберу с собой багаж. А как же иначе? Или дам указание переслать его по такому-то адресу.
Кто-то звонил у дверей. Было без двадцати пять. Человек, стоявший на крыльце, был одет в поношенный коричневый костюм; на нем еще была белая сорочка с накрахмаленным воротничком и грязноватая панама, которую он сдвинул почти на затылок. Он был необычайно широк в плечах. Лицо выдавало терпеливость, некоторую усталость; это было дружелюбное, но не слишком веселое лицо.
— Ты меня узнаешь, Джерри?
— Я… кажется, да. Только не могу сразу…
— Девятьсот сороковой год. Пол Хейссен.
— Господи ты Боже, да! Вот дурень, как я сразу не признал тебя? Входи, Пол!
Я не был с ним особенно накоротке. Я заканчивал учение, а он, тогда второкурсник, сделался лучшим нашим бегуном на средние дистанции. Ему было семнадцать, рост пять футов восемь дюймов, а весил он двести пять фунтов. Никто не мог пройти мимо этого парня, не обратив на него внимания.
Он вошел в гостиную, заполнил собою целиком, от ручки до ручки, широченное кресло. Шляпу он положил донышком книзу на пол.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Пива, если найдется.
— Сейчас.
— Посуды не надо. Жестянка или бутылка меня устраивают.
Я принес два пива. Он отпил громадный глоток, вытер рот тыльной стороной ладони и слегка отрыгнул. Выглядел он так, словно ему нужна работа, причем он не стал бы привередничать.
— Чем могу тебе помочь, Пол?
— А, знаешь, это вроде официального визита, что ли. Э.Д. Мэлтон весь день донимал моего шефа этой историей с исчезновением его дочери. И шеф меня послал, чтобы я задал тебе несколько вполне идиотских вопросов.
— Так ты что, в полиции?
— Лейтенант Хейссен. Дел — сверх головы, денег — мизер. В войну я был в военной полиции. Проклятая служба. Я тебя часто видел, Джерри, но заговорить как-то не получалось.
— Что ты хочешь знать?
Он наклонился немного в сторону, достал из кармана дешевый блокнот, шариковую ручку и открыл страницу.
— Она, значит, уехала вчера вечером. В котором примерно часу?
— Между десятью и четырьмя утра. Пожалуй, я приполз домой около четырех. И нашел записку. Меня тут же понесло к ее родителям, я рассказал все Э.Д. Знаешь, я был, между нами, хорош.
Я достал из ящика стола листок и дал ему. Он переписал текст себе в блокнот, при этом он покусывал нижнюю губу. Я протянул ему и мою записку и сказал:
— Когда я уходил — где-то около десяти вечера — я ей тоже оставлял записку.
Он переписал и этот текст, так же тяжеловесно, серьезно, обстоятельно.
— А что это за угроза? — поинтересовался он.
— Она пригрозила, что уйдет от меня.
— Вы что, поцапались?
— Да. — Я не думал, что Э.Д, сообщил в полицию о Лоррейн и Винсе. — Спор вышел из-за нашего гостя. Она была с ним чересчур любезна. Они уехали вместе.
— Откуда тебе это известно?
— Наверняка вообще-то и неизвестно, Пол. Но когда я пришел домой, их обоих и след простыл, и машины не было, и их вещи пропали. Он, видишь ли, пользуется исключительным успехом у женщин. А Лоррейн была в последнее время, как бы это выразиться… очень беспокойна.
— Беспокойна?
— Она пила больше, чем следует. Флиртовала налево и направо. Откровенно говоря, наш брак постепенно разваливался, и чем дальше, тем хуже.
— Дети?
— Нет.
— А у меня четверо. И еще один на подходе.
— Может, все сложилось бы иначе, будь у нас дети. А так у нее оставалось слишком много свободного времени.
— Хм. Теперь этот Бискай. Сколько ему лет?
— Тридцать семь-тридцать восемь.