Когда он наконец ушел, было уже темно. Назавтра в девять мы договорились встретиться на складе.
Он извинился, что отнял у меня так много времени. Я сказал, что я на него не в обиде. И тоже извинился, что давал волю раздражению.
Глава 11
В девять утра он уже ждал меня в складском помещении. Я взял с собой отвертку. Тамошние работники заворчали было, — мол, мы доставляем им только лишние хлопоты, — но мгновенно притихли, лишь только Хейссен заявил, что он из полиции.
Я отвинтил крышку. Пол начал вынимать книги. И обнаружил коричневые пакеты.
— Старые пластинки, — сказал я. — Деловые бумаги, газеты по специальности. И так далее. Могу показать поштучно. Открывать?
Большим пальцем он нажал на верхний пакет — сверху, с боков.
— Не нужно.
Мы снова вложили книги в ящик. Я привинтил крышку. Он поблагодарил работников склада, и мы вышли на свет божий. Он проводил меня до машины и сказал:
— Бармен в отеле «Верной» показывает, что ты заходил часов в десять и был в состоянии сильного опьянения.
— Наверное, был.
— Если бы ты попросил еще порцию, он бы не дал. По его словам. Еще он сказал, что ты жаловался на семейные обстоятельства.
— И обстоятельства были.
— Да, верно.
— И что дальше, Пол?
— Посмотрим. Подождем, не вынырнет ли где-нибудь «порше». Она теперь считается пропавшей без вести при подозрительных обстоятельствах, и мы можем объявить розыск. Уже объявили. По всей стране, но без шума, чтобы репортеры не пронюхали. Так что хоть об этом можешь не беспокоиться. Газетчики еще ничего не знают.
— А если вы не найдете ее так быстро?
— Если, скажем, две недели розыска ничего не дадут, придется начать все сначала. Вызовем тебя, ты должен будешь дать подробные пояснения.
— Так вы не собираетесь оставить меня в покое?
— Почему же? Как только узнаем, что с ней…
— Ясненько.
Я включил мотор. Пол уже уходил, но вдруг обернулся, наклонился к окошку моей машины и сказал:
— А все-таки странно с этим твоим другом. Бискай, так ведь его?
— Бискай. А что странно?
— Обычно это никакая не проблема. Отпечатки пальцев из его послужного списка берут у военных, сравнивают с его же отпечатками в картотеке ФБР, и мы получаем ответ. А на этот раз все выглядит так, как если бы они нас решили оттереть. Я такого и не упомню. Может, это потому, что он из-за границы! прибыл? Не наш человек.
— Не наш?
— Многого я и сам не знаю. Визит вежливости они нам нанесли. Похоже, что в Вашингтоне кого-то очень заинтересовал твой друг. Это, правда, мое личное наблюдение. Кстати, а у тебя они были?
— Пока что нет.
Я поехал в контору. Лиз сидела за машинкой. Она окинула меня равнодушным взглядом. Подчеркнуто равнодушным. Какое-то время она была частью моей жизни, крупицей света, но рыжая бабенка загасила ее быстро и сноровисто. И все как-то потеряло смысл.
Я спросил Лиз, могу ли я пройти к Э.Д.
Она встала, подошла к дверям. Сказала что-то вполголоса.
— Джерри? — раздалась из кабинета знакомая труба. — Пусть войдет.
Она приоткрыла дверь пошире и придерживала ее, пока я не прошел мимо. Достаточно близко, чтобы ощутить запах ее духов. И достаточно близко, чтобы почувствовать, как она вздрогнула, ничем внешне не выдав себя. Двери за мной тихо затворилась.
— Э.Д., — сказал я, садясь, — полиция шляется без конца и вынюхивает, и это с вашей подачи. Вы, Эдит и ты, дошли почему-то до безумной мысли, что я убил Лоррейн. Я выражаюсь понятно?
Он не ожидал такой прямоты, лицо его побагровело.
— Мы, Эдит и я, просили, чтобы и такая возможность не упускалась из виду. Если даже Лоррейн действительно сбежала с твоим другом, она не могла не известить нас. Эдит считает это невозможным.
— Если действительно сбежала… А что она могла еще сделать?
— Вот это пускай и выяснит полиция.
— А мне что прикажешь делать? Ситуация такова, что дальше работать на тебя мне было бы тяжело. Слишком далеко все зашло.
Он скосил глаза вниз, на свои чистые, маленькие бело-розовые ручки, лежавшие на зеленом сукне стола; ладошки как бы сами собой задвигались, потирая друг друга.
— М-да, я полагаю, было бы лучше, если бы ты взял отпуск — до того, как все разъяснится так или иначе.
Дверь за спиной у меня открылась, Эдди вошел в кабинет решительными крупными шагами. Расставив ноги на ширине плеч, он навис надо мной. В лице его что-то постоянно двигалось и перемещалось. Не скажу точно, кого он таким образом изображал — Дугласа или Ланкастера. В любом случае имитацию нельзя было признать удачной.
— Что ты сделал с моей сестрой, Джеймсон! — увы, он начал с крика.
Я окинул его скучающим взглядом и зевнул. Он топнул ногой.
— Я тебя спрашиваю! — голос его залез на пол-октавы выше, он весь дрожал.
— Сначала достань платок и утри сопли, — сказал я, — если у тебя есть чистый платок.
Он размахнулся и, наверное, заехал бы как следует мне в челюсть, но я успел уклониться. Маленький злобный кулачок пронесся мимо, так что щекой и губами я ощутил движение воздуха. Промахнувшись, он потерял равновесие, нелепо перевернулся и угодил ко мне на колени. Я поддал ему леща. Пролаяв что-то неразборчивое, он вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Я смотрел на Э.Д. У него было виноватое лицо, явно взывающее к снисходительности.
— Эдди очень переживает, — сказал он.
— Можно то же сказать и обо мне. Он втянул нижнюю губу, на целый порядок увеличив свое сходство с карпом, потом выпустил ее. И сказал:
— Не могу избавиться от чувства… С женой будет истерика, если я ей это скажу. Но ведь это от меня не зависит. Инстинкт, может быть? Не могу избавиться от чувства, что она мертва. Логика, всякие доводы не помогают. Нынче ночью я видел ее во сне, и она была неживая.
— Может, она и выглядит сейчас неживой или полуживой, — сказал я, — но это в том случае, если она опять напилась до беспамятства. Держу пари, она загорает где-нибудь в Палм-Спринг. Греется на солнышке возле бассейна и уже успела принять как следует.
Я поднялся.
— Ладно. Что же делать, возьму отпуск. Оплачиваемый.
— Да, Джерри. Оплачиваемый. И не обижайся.
— Да я не обижаюсь. Только перед тем, как вы объявите, что я ухожу в отпуск, мне нужно закончить кое-что по мелочи. С твоего разрешения.
— Ну конечно, конечно.
И я оставил его одного. В сторону Лиз я даже и не посмотрел уходя, да и стаккато ее пишущей машинки не прерывалось ни на секунду. Оно сопровождало меня и тогда, когда я закрывал за собой дверь конторы.
Прежде чем уехать, я молча посидел две минуты в машине. Там, в кабинете Э.Д., я разыгрывал из себя супермена, но теперь во мне не осталось ни капли энергии. Чувствовал я себя отвратительно. Худо, что Э.Д, видел ее во сне мертвой. Я-то вообще никаких снов не видел… И видеть не хотел. Меня страшило, что они могут явиться ко мне во сне вдвоем. Винс и Лоррейн. И что после этого мне уже не проснуться. Совсем. Никогда.
Утром, за завтраком, Ирена подробно рассказала мне о множестве вопросов, которые задавал ей «этот человек». И сразу мне вспомнился большой палец Пола Хейссена, прощупывающий сверху и с боков коричневый пакет с, деньгами. А в ушах тут же раздался глухой шум, с каким упал Винс после моих выстрелов. И вставала перед глазами яма, такая тесная, — Лоррейн еле-еле вместилась в нее, да и то боком. Она, впрочем, всегда любила спать на боку, но ведь не принято хоронить людей в такой позе, в какой они предпочитали спать при жизни. В «порше», должно быть, оставалось немного воздуха. Тогда он мог под водой перевернуться и стать на колеса. А если так, то Винс, очень возможно, отдыхает сидя. Там, глубоко под водой.
…Я встряхнулся, как мокрый пес, включил зажигание и поехал на стройку.
Когда они появились, я уже почти закончил давать указания Реду Олину. Они отвели меня в сторонку. Их было двое. У них был прокатный лимузин, красно-белый, мощный, с хвостом, как у космической ракеты. Они выглядели как два бейсболиста после окончания сезона. Одеты они были чисто и весьма прилично, и отчетливей всего в них проглядывала та смесь надменности и показной вежливости, которой и ожидаешь от игроков-янки как на игровом поле, так и вне его. Высокий шатен, состоявший почти исключительно из могучих плеч, назвался: Барнсток. Второй, Квеллан, темноволосый, стройный и гибкий, как хлыст, рост — шесть футов три дюйма, с грубыми костлявыми руками, казался его противоположностью. Пожалуй, руки у него потели.