— Что, брат, не везет нам с тобой, а? — голос у нее был низкий, с хрипотцой.
— Может быть, — отозвался я. Эту интересовали, по всей видимости, только одинокие мужчины. Потерянные. Вроде меня.
— Меня зовут Бидди.
— Добрый вечер, Бидди. А я — Джо.
— Приветик, Джо.
Мы смотрели друг на друга оценивающе, — очень старая игра.
— У меня есть прицепной вагончик, жилой, — сказала она.
— Это хорошо. И удобно.
— — Четвертак.
— О'кей.
— Приятно, когда не торгуются.
Я попытался объяснить ей, как освежающе действует на меня ее прямота после Тинкер и Манди. Я пошел с ней. Она поймала мою ладонь, и мы шли теперь рука об руку. Огни остались у нас за спиной. Мы пригибались, проходя под какими-то веревками, тросами, протискивались между прутьями ограды. Кучка мужиков восседала вокруг ящика в желтом круге света от керосиновой лампы; они резались в карты. Когда мы проходили мимо, кто-то бросил:
— Привет, Бидди! — Голос был спокойный.
— Хелло, Энди, — отвечала она. Мужчины продолжали играть — ни свистка, ни насмешки. У каждого свое ремесло. Как видно, в чужие дела здесь не принято было вмешиваться.
Вагончики-прицепы стояли впритык друг к другу. В некоторых горел свет. Тот, к которому меня привела она, оказался старым и облезлым. За ним стоял серый лимузин. Она постучалась в дверцу, прислушалась и, не дождавшись ответа, открыла дверь, щелкнула там, внутри, выключателем. Зажглась лампа под ярко-оранжевым, в форме тыквы, абажуром. Она закрыла за мной дверь на задвижку, опустила жалюзи, чтобы отгородиться от ночи.
— Устраивайся как тебе угодно, Джо. У меня есть немного «бурбона». Хочешь?
— Нет, спасибо. Мне хватит.
— По тебе и не скажешь. А я тяпну — не возражаешь?
— Нет, что ты.
Я сидел на единственном стуле, кажется, непрочном. Она встала на коленки перед маленьким холодильником, кинула в пластмассовый стаканчик два кубика льда, плеснула изрядную дозу «бурбона» и с питьем в руке уселась на кровать, повернулась ко мне.
— Твое здоровье, Джо! — сказала она. Выпила, облегченно вздохнула:
— Уфф! Вот что мне было нужно.
— Ты сама разъезжаешь с этой штукой?
— Не-а, мне они не доверяют. Из меня, знаешь, водитель… Это они мне всегда говорят, Чарли и Кэрол-Энн. Чарли — он ее дружок, Кэрол-Энн то есть. У Чарли тут карусель, еще один балаганчик. Скажу тебе, у меня в жизни не было друзей лучше этих. Они — прима, можешь мне поверить. Поэтому я здесь не связываюсь со всякой шушерой, сечешь? Не-е, я уж лучше подцеплю такого, как ты.
— Ага. Спасибо большое.
— Не за что. Пожалуйста. — Она отставила пустой стаканчик, зевнула и начала расстегивать блузку. — Свет выключить или не надо?
— Постой, Бидди. Я, собственно, не то имел в виду. Она напряглась и взглянула на меня исподлобья.
— Не то? А что у тебя на уме? Насчет всяких этих… специальных штучек я — пас, парнишка.
Я вытащил бумажник, дал ей двадцатку и пятерку. Она взяла, сказала:
— Ну и? — Недоверие в ее глазах не исчезало.
Я достал квитанцию на парковку. — Окажешь мне услугу — получишь еще двадцать долларов.
— А что делать-то?
— Ресторан «Стимшип» знаешь?
— «Пароход»? Ну, ясно. Там, вниз по шоссе. Правда, внутри не бывала ни разу.
— Там крутится пара ребят, очень приставучих. Неохота связываться с ними. Если можешь, подойди к служителю, который у парковки стоит, и спроси мою машину. Я тебе ее опишу и номер сейчас назову — запомни, он наверняка спросит. Скажи ему: владелец неважно себя чувствует и тебя послал. Он наверняка не будет иметь ничего против. Дашь ему доллар. И пригони машину сюда.
— Ты чего, попух?
— Да не совсем.
— Покажи ксиву.
Я протянул ей водительское удостоверение.
— Ты Джером Джеймсон? — спросила она.
— Да.
— А я из-за тебя не засыплюсь?
— Да ничего с тобой не будет. Я только хочу отвязаться от тех идиотов.
— А они твою машину знают?
— Посмотри, не следит ли за тобой кто. Если да, то сюда нечего ехать. Поставь тогда машину на другой стороне трассы, а мне принеси ключи.
Она размышляла. Потом помотала головой.
— Не-е, за двадцать долларов не пойду.
— А за сколько?
— Полета.
— Ладно.
— Ты что, вообще никогда не торгуешься? А если бы я сотню запросила?
Я достал еще две двадцатки и десятку и дал ей. Она сунула деньги в сумочку и сказала:
— Лады, дружок. Только я надену что-нибудь получше, а то там такая лавочка… Как думаешь?
— Пожалуй.
— Есть тут у меня один костюмчик. — Она открыла узкую дверцу шкафа, извлекла темно-синий костюм на плечиках и разложила его на постели. Раздеваясь, она едва не касалась меня. Оглаживая на себе юбку и застегивая молнию, спросила:
— С фараонами точно не будет неприятностей?
— Точно. Не будет.
Она заправила блузу в юбку, надела жакет, взбила волосы.
— Так хорошо?
— Изумительно.
Я вышел вместе с ней.
— Покажи, как ты думаешь проехать оттуда?
— Во-он там, вокруг, и через переезд.
— Ну так я жду, — сказал я.
— Жди, — сказала она. — Люблю, когда меня ждут. Только это редко бывает.
Я долго смотрел ей вслед. Ночь проглотила мою нечаянную спутницу. Потом она вынырнула в разноцветном свете фонариков возле карусели. Пять минут ей еще идти до ресторана. Три минуты — уладить дело с портье. Пять минут — сесть в машину и пригнать ее сюда. Четверть часа, не больше, если все пройдет гладко.
Я открыл дверь вагончика, выключил оранжевую лампу. Снова притворил дверь, спиной оперся о боковую стенку вагончика. Закурил. Шум ярмарочной площади едва доносился сюда — не разрозненными звуками, а слитным глухим гулом. Небо было ясное, звезды мерцали. Где-то рядом крикливо бранились две женщины.
Минут через десять я отбросил сигарету и быстро отошел в тень, отбрасываемую старым грузовиком. Фары выскочили вдруг, когда машина пересекала железнодорожный переезд. Они медленно приближались. Я видел, что это моя машина, но хотел удостовериться, что за ней не следует другая. Или другие. Шагах в сорока от меня, рядом с вагончиком Бидди, машина встала. Фары продолжали гореть, мотор работал. Она вышла из машины, и я уже двинулся навстречу, как вдруг она обернулась и произнесла:
— Говорю же вам, он обещал ждать меня здесь!
— Тихо, ты!
Я резко повернулся, собираясь беззвучно и как можно скорей убраться отсюда, но споткнулся и упал на кучу каких-то металлических обрезков и труб. Тут же раздались торопливые шаги, и прежде чем я успел вскочить на ноги, кто-то бросился на меня сзади. Рванувшись, я покатился вместе с ним в сырую траву. Я колотил вслепую и один раз куда-то попал, но тут же получил сокрушительный удар в ухо. Перед глазами вспыхнули искры. Сознание я не потерял. Понимал, что меня поднимают, ставят на ноги. Двое теперь взяли меня в клещи, заломили руки назад. Идти я мог, хотя колени подгибались.
Потом мы оказались в моей машине. Фары освещали жилой вагончик, отражаясь от металла с облезлой краской.
— Что вы хотите с ним делать? — спросила Бидди. — Вы мне не говорили, что собираетесь его…
Неясная тень промелькнула мгновенно. Я слышал звук удара — били в лицо. Она свалилась на спину, ударившись о стенку своего вагончика. Потом заплакала — тоненько, беспомощно, как ребенок. Я рванулся, но держали меня крепко, на удивление крепко.
— Поверни-ка его малость, — услышал я. — И придержи. Вот так.
Секунда — и череп мой, казалось, раскололся на части. Не стало огней. Ничего не стало. Тьма.
Глава 14
Я проснулся среди ночи с ужасающей головной болью. Глянул на потолок — там виднелась полоска света. Так, значит Лоррейн уже встала и пошла в ванную. Не знаю, где была на этот раз вечеринка, но она, надо думать, пользовалась успехом. Самое лучшее в таких случаях было повернуться на другой бок и снова заснуть. Я попробовал — не получалось. Да и голова трещала как никогда. Я с досадой открыл глаза — и увидел, что лежу на своей кровати полностью одетый, что мои руки и ноги, каждая в отдельности, привязаны к четырем ножкам кровати.