Леонард должен был как-то отреагировать – слезами или истерикой. Но единственное, что он помнил, – как сломал стул эпохи королевы Анны. Это дало выход скопившемуся внутри безумию, тем более что совершалось осознанно и методично, пока не треснули, разломавшись на части, три ножки, а затем и спинка.
Мать молча наблюдала за его действиями и только под конец откомментировала их одной-единственной фразой:
– Этот стул ему никогда особенно не нравился.
Буквально сразу – как будто ее горе не нуждалось в переходных стадиях – она погрузилась в оцепенение, выглядевшее со стороны как смирение или успокоение. Вечерами играла на фортепиано что-то светлое и счастливое, словно раскладывала пасьянс, и с особенной любовью и тщательностью расчесывала волосы. Таким образом мать могла обмануть кого угодно, только не Леонарда. Он-то чувствовал, как вокруг нее вибрирует воздух.
Отчаяние просачивалось сквозь щели в двери ее спальни. Мать даже начала говорить о нем вслух, как будто вдруг поняла, что все равно ее выдает язык тела. Когда за обедом она улыбалась и рассуждала о погоде, мальчику хотелось кричать: «Ну заплачь же ты, наконец!» Но дальше намеков и смутных желаний дело не заходило, и тогда он ушел в себя. Подолгу прогуливался вдоль побережья или железной дороги, с тем настроением, с каким люди обычно ходят на кладбище.
Ему потребовалось время, чтобы сориентироваться в ситуации. Нет, никто так и не снизошел до объяснений. И все шло бы, как шло до того, если б не та находка возле ржавой силосной башни и двух похожих на остроконечные шапки кустов. В траве, рядом с рельсой, лежала черная отцовская перчатка с отворотами гармошкой. Еще не поняв, в чем здесь дело, мальчик почувствовал, что набрел на что-то важное, на решающую улику. Отныне смерть отца перестала быть просто несчастным случаем. Она превратилась в тайну, которую нужно было разгадать. Снова и снова мальчик спрашивал себя: выпала ли эта вещица из кармана отца случайно? Что, если он швырнул ее в гневе? Или даже положил рядом с рельсой в качестве зашифрованного послания?
В надежде разгадать символику загадочной находки, Леонард стал выискивать, что есть в художественной литературе о черной перчатке. Одновременно он пытался представить себе отца накануне смерти. Спрашивал себя, правду ли говорят, что в последние минуты жизнь словно спрессовывается и проходит перед глазами в самых значимых своих моментах. Если с отцом было такое, то каким предстал ему тогда Леонард? Что он делал? Был ли он радостен или, наоборот, глубоко несчастен?
День за днем проходили в интенсивных поисках, но в результате Леонард снова и снова возвращался к самому себе. Отец довел семью до разорения – вот все, что ему удалось уяснить той осенью. Несчастный заплутал в розовом тумане никчемных грез и неоправданных надежд на спасение. В результате у матери не осталось денег на колледж «Мальборо».
И все-таки он ушел оттуда не сразу, благодаря тетке Вики и стипендии по математике и английскому языку. Таким образом Леонард еще некоторое время продержался вне стен родительского дома, чему был рад. Но жизнь сделала неожиданный поворот: началась война. В октябре 1939 года мальчик стоял на вокзале, увешанный коричневыми сумками, и чувствовал, как мир разваливается на куски. Повсюду его окружали солдаты. Рядом заплакал ребенок, и мать, в шляпке которой сверкала серебряная булавка, погладила Леонарда по голове. Умилительная картина, если смотреть со стороны. Мать говорила правильные вещи:
– С тобой все будет хорошо, Леонард. Только не забывай писать мне.
Но слова ее звучали пусто.
Она только разыгрывала любящую мать. Губы прижимались к его щеке, в то время как глаза стреляли по сторонам в поисках нового супруга. Леонарду казалось, что мать сходит с ума при виде богатого мужчины. Даже если на самом деле это было не так, он видел, что больше не нужен ей, что она отвернулась от него и смотрит в сторону новой жизни, где ему места нет. «Почему ты больше не любишь меня?» – кричал его взгляд.
Так или иначе, ее преступление не имело неопровержимых доказательств, вроде дымящегося пистолета. А значит, оставалась надежда на то, что он ошибается и материнская любовь никуда не делась. Что это горе на некоторое время отняло у него мать.