– Ни за что не поверил бы, если б не видел собственными глазами, – подхватил Корелл, всем своим видом давая понять, что не расположен к дальнейшей беседе.
Кенни Андерсон был на пятнадцать лет старше Корелла. Несмотря на нелегкую жизнь, он был вполне дружелюбен в общении. Но за внешней приветливостью чувствовалась непробиваемая твердолобость, затруднявшая контакт между ним и Кореллом. Кроме того, по утрам Леонарду требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Поэтому перед началом рабочего дня он любил уединиться в своем углу с «Манчестер гардиан» и «Уилмслоу экспресс».
О недавней смерти в газетах не было ни слова, что не удивило Корелла, – похоже, журналисты просто не успели проснуться. Темой дня стал дождь. Писали, помимо прочего, о наводнении в Хаммерсмите и Стэйпенхилле, о крикете в Лидсе с сорока двумя тысячами раскупленных мест. На одной из вкладок Корелл нашел статью об отмене карточной системы и вспомнил, что уже слышал о чем-то таком от доктора Бёрда. Итак, с 4 июля англичане смогут покупать мясо и сливочное масло в неограниченных количествах. Для Корелла, с его шестистами семидесятью фунтами годового жалованья, это значило не так много. Поэтому он не стал задерживаться на этом материале и сразу перешел к спортивным новостям. Австралиец по фамилии Лэнди попытался побить рекорд самого Баннистера в забеге на одну милю в Стокгольме. Корелл задумался. Откуда-то, словно из другой жизни, доносился голос Кенни Андерсона. Но Леонарду приходилось напрягаться, чтобы пропускать его слова мимо ушей.
– Эй… Андерсон вызывает Корелла.
– Что… что случилось?
Помощник инспектора повернулся. В нос ударил запах спирта, табака и перечной мяты.
– Я слышал, тот «голубец» преставился?
– Какой «голубец»?
– Разве не к нему ты вчера ходил?
– О ком ты?
– О том, с Эдлингтон-роуд.
– А… да, я был там вчера.
Голова закружилась от воспоминаний, мыслей и ассоциаций.
– Самоубийство?
– Похоже на то.
– А подробнее можно?
– Он вскипятил целую кастрюлю цианида. Пахло ужасно.
– Должно быть, не вынес позора. Да… некрасивая вышла история, что и говорить.
– Некрасивая? – механически повторил Корелл.
– Он ведь во всем признался, можешь себе представить?
– Я, честно говоря, не особо в курсе… – Корелл замялся. – А что тебе о нем известно?
Еще толком не зная, что имеет в виду Кенни, он все-таки понял, почему имя предполагаемого самоубийцы показалось ему знакомым.
Тьюринг был осужден за гомосексуализм – за последние годы в Англии было вынесено множество таких приговоров. Сразу после войны, когда Корелл начинал в Манчестерском Б-дивизионе, проблема мужеложества не особенно волновала общество. Только после случая с Бёрджессом, сбежавшим в 1951 году со своим «напарником»[5] – имени которого Корелл не помнил – в Советский Союз, гомосексуалистами занялись по-настоящему. Проблема вдруг обрела актуальность – не в последнюю очередь из соображений государственной безопасности.
– Собственно, знать тут нечего, – ответил Кенни на воспрос Корелла.
– То есть? – не понял тот.
– Обычный педераст, который, в отличие от многих, смог на это решиться… Парень не блистал умом, как я понимаю.
– Он был математик.
– Это ничего не значит.
– И как будто имел орден за боевые заслуги.
– Сейчас их имеет каждый второй.
– У тебя есть?
– Оставь, пожалуйста.
– Так ты в курсе этой истории?
– Разве в общих чертах, – отмахнулся Кенни.
Тем не менее он придвинул свой стул к Кореллу, придал лицу просветленное выражение и задвигал губами, как делал каждый раз, когда собирался рассказать что-нибудь важное. Корелл отвернулся, чтобы не дышать его перегаром.
– Помню, тогда к нему на Эдлингтон-роуд кто-то вломился, – начал Кенни. – В высшей степени подозрительная кража со взломом. Унесли кучу разного барахла, в том числе перочинный нож и бутылку с чем-то таким… даже не полную. Ничего ценного, но «голубец» решил наказать преступника и явился к нам.
– Кто принимал у него заявление?
– Браун, как я полагаю. Педерасту очень хотелось знать, кто же это сделал. Он подозревал своего любовника – жалкого недоумка, которого подобрал на Окс-форд-роуд.
– Что, криминальный тип?
– Да нет, искатель счастья, из тех, что продают себя под мостом. Но наш «голубец», как там его…
– Алан Тьюринг, – подсказал Корелл.
– Тьюринг имел глупость выложить нам все свои подозрения, – Кенни кивнул. – Конечно, всего он не сказал… и об их отношениях с этим бедолагой тоже умолчал. Вместо этого сочинил какую-то историю, сквозь которую вся правда просвечивала насквозь.
5
Гай Бёрджесс и Дональд Маклин – советские агенты в Великобритании, члены т. н. «кембриджской пятерки», в 1951 г. уехали в Советский Союз.