Восток, Индия, восточная философия и искусство накануне Первой мировой войны в жизни и творчестве Николая Константиновича занимают все большее место. Он собирается послать в Индию стипендиатов школы Общества поощрения художеств, разрабатывает проект открытия в Петербурге индийского музея, надеется получить для него некоторые экспонаты из коллекции В.В. Голубева (еще в Париже они вели об этом предварительные переговоры), теперь же он обращается в Академию наук, чтобы от ее имени была бы проявлена соответствующая инициатива. Но в ответ — молчание… «Когда гремят пушки, музы молчат»?
В связи с индийской — или восточной — темой следует особо остановиться на контактах Рериха в эти годы с человеком удивительной судьбы, забайкальским бурятом, получившим в Тибете буддистское образование, Агваном Дорджиевым.
Поскольку об этом действительно уникальном в своем роде персонаже восточной, точнее тибетской, истории первой четверти XX века Арнольд Генрихович Шоц в своей книге фактически только упоминает, следует о нем рассказать более подробно.
Итак…
Хамбо Агван Дорджиев
(фамилию можно перевести с тибетского как «раскат грома», дата рождения не установлена, скончался в 1938 г.)
Около 1880 года в тибетскую столицу Лхасу прибыл молодой лама. В то время он еще ничем не отличался от сотен других монахов за исключением, пожалуй, того, что не был тибетцем. Бурят, он родился в сибирских степях к востоку от Байкала и являлся русским подданным; внешность имел типично азиатскую — круглолицый, смуглый, узкоглазый, с прямым, слегка приплюснутым носом, коренастый, широкогрудый, коротконогий. В Тибете он стал известен под именем Чоманг Лобзанг.
Вскоре после своего прибытия в Лхасу молодой монах поступил в монастырь Дрепунг — один из трех наиболее значительных религиозных центров Тибета. Однако через некоторое время ему пришлось заняться большой политикой: способного юношу заметил и приблизил к себе Далай-лама ХШ; вскоре Агван становится одним из самых авторитетных советников правителя Тибета. Он создает при дворе ламы целую партию прорусски настроенных тибетских аристократов, ведет активную пропаганду своих политических взглядов в Западном Тибете — районе Нгари, наместник которого Нага Навен полностью находится под его влиянием, что весьма оригинально и неожиданно аукнется в 20-е годы после «Великого Октября» в России.
А пока, в начале XX века, в российском Генеральном штабе вынашивается проект присоединения к России «монголо-тибетско-китайского Востока». Когда Александр III одобрил этот проект и субсидировал его из казны, в Лхасу было отправлено несколько агентов-бурятов, которые и повстречали там своего земляка. Им удалось убедить Дорджиева, а Дорджиеву в свою очередь Далай-ламу в необходимости искать дружбы и покровительства России — единственной державы, которая может защитить тибетцев от англичан.
В 1898 году Дорджиев впервые появляется в Петербургe в качестве неофициального представителя Далай-ламы. Его даже принимает в частном порядке Николай II. Дорджиев заводит полезные знакомства, в том числе с Рерихом, и возвращается в Лхасу с многочисленными ларами от русского императорского двора. Он был полон решимости подчинить Лхасу политическим интересам русского царя. Его убедительные аргументы произвели огромное впечатление на Далай-ламу. Традиционный союзник Тибета, Китай больше не обладал значительной военной мощью и практически полностью находился под контролем англичан. Россия же представляла собой реальную военную силу. К тому же Агван видел свою задачу не только во включении Тибета в русскую сферу влияния, но и в распространении тибетской религиозной мысли в русской среде.
Дорджиев совершил еще две поездки в Петербург. В конце 1901 года он привез в Тибет предварительный текст договора между двумя странами. Мало-помалу в Тибет начало просачиваться и русское оружие, пока только стрелковое.
Между тем отношения Тибета с Англией резко обостряются. Далай-лама направляет Дорджиева в Россию уже с официальной миссией, в качестве своего чрезвычайного посланника для переговоров с царским правительством об активизации русских в Центральной Азии, в том числе в Тибете с целью остановить английскую колониальную экспансию. Николай Константинович Рерих, человек влиятельный в правительственных кругах России, всячески поддерживает миссию Дорджиева в Петербурге. За такое содействие Далай-лама через своего посланника выразил художнику благодарность и вручил дорогие подарки.
Но миссия Дорджиева, увы, не увенчалась успехом…
12 декабря 1903 года британцы начали крупномасштабную операцию против Тибета. Россия же, воевавшая с Японией, не вмешалась.
Разгром был полный, и летом 1904 года британцы вступили в Лхасу. Далай-лама был вынужден бежать в Монголию. Вместе с ним уехал и Дорджиев. Со стороны казалось, что он навсегда перестал играть сколько-нибудь значительную роль в международной политике. Но это впечатление было обманчивым. Дорджиев не раз появлялся в Тибете после того, как туда были введены британские войска.
С конца 1922 года Дорджиев становится неофициальным представителем Далай-ламы в Советской России. Помимо чисто политических дел, он занимается распространением буддизма и сбором средств на строительство новых дацанов. Заботит его и проблема сохранения буддистских памятников, которые варварски разрушают местные власти, о чем он неоднократно пишет советскому правительству. Однако вскоре начинаются репрессии. Ленинградское отделение НКВД ликвидирует Тибето-монгольскую миссию, получившую ярлык «контрреволюционной организации». Дорджиев спешно уезжает в Закавказье, но и там его не оставляют в покое. 13 ноября 1937 года он был арестован грузинскими чекистами и препровожден в Верхнеудинск (Улан-Удэ).
После первого же «допроса с пристрастием» Дорджиев оказался в тюремном лазарете, где и скончался 29 января 1938 года.
Для Николая Константиновича Рериха знакомство с Агваном Дорджиевым имело огромное значение: этот человек с блестящим буддистским образованием, глубокий знаток истории и культуры Востока, был живым первоисточником. Помогая ему осуществлять сложнейшую дипломатическую миссию в Петербурге, художник не уставал черпать из этого кладезя знаний все новые и новые сведения о государстве, которое его особенно интересовало, — об Индии. Но не только о ней…
От Дорджиева он впервые услышал и то, что повлияло коренным образом на всю его дальнейшую жизнь: посланец Далай-ламы поведал ему о стране Шамбале и ее правителях-махатмах, обладающих тайными оккультными знаниями, ядром которых является ключ к космической энергии вселенского бытия. При этом Дорджиев назвал Николаю Константиновичу место, где находится Шамбала, — на стыке границ Индии, китайской провинции Синьцзян и северо-западного Непала.
Если на этом стыке вы выйдете к широкой долине, по которой течет небольшая река с чистейшей прозрачной водой, в ней плавают медленные золотистые рыбы, а далеко в перспективе, на горизонте, возникает горная гряда, и в ней будут выделяться четыре вершины, отдаленно напоминающие четырех стариков, сидящих в позе лотоса, значит, вы у цели: за этой грядой Шамбала…
И тут надо заметить, что на географической карте местонахождение страны обетованной, указанной Агваном Дорджиевым, точно соответствует району Нгари, которым правил Нага Навен, а он в двадцатые годы, став сепаратистом, замыслил отделение своей вотчины от Тибета при поддержке коммунистического интернационала и даже строил планы создания буддийского интернационала — не без подсказки, конечно, из Москвы.
… Их разбудили громкие голоса, смех.
В палатке уже не было ни мальчиков, ни Ильи, ни Вадима.
За ночь тепло растаяло, и не хотелось вылезать из спального мешка.
— Папа! Мама! — кричал радостно и нетерпеливо Святослав — казалось, совсем рядом. — Когда же вы наконец проснетесь? Посмотрите, какой парусник!
— Встаем, Коля, — сказала Елена Ивановна, и в ее голосе слышалось явное нетерпение: значит, все у Вадима получилось.