— А что там… на бумажке?… — взволнованная, сказала Ева.
— Ее молитва… стихи… — тихо отвечал профессор. — Вот послушайте… — прибавил он и прочел:
Наступило взволнованное молчание.
— Да, — проговорил тихонько профессор. — Рай, а на пороге его обгорелый труп невинно замученной, чистой, хорошей девушки… И все это наделала ваша мечта о золотом веке!..
— Не добивайте меня, Борис Николаевич… — грустно сказала Ева. — С меня уж и так довольно. Мечта — умерла.
— И слава Богу… Вы пришли, конечно, относительно Макса… — помолчав, сказал профессор. — Конечно, мы добьемся его освобождения. А на днях приходит из Европы пароход — забирайте его и поезжайте с Богом домой…
— О, если бы он только захотел!.. — тоскливо пролепетала Ева.
— Будем уговаривать… — усмехнулся профессор и, вдруг спохватившись, прибавил: — Да, а я еще должен просить у вас прощения…
— В чем?
— Камни, которые я вам поднес, фальшивые…
— Как? — широко раскрыла глаза Ева. — Зачем же вы это сделали?
— Мне нужно было испытать ими Рейнхардта да и других…
— О, зачем вы это сделали?!.. — с упреком сказала Ева.
— Посмотрите: все ходят, как отравленные. И Бог знает еще, что может выйти из всего этого… О, как неосторожно вы поступили!..
— Вы решительно заражаете меня вашей тревогой… — немножко смутившись, сказал профессор. — В самом деле, я, кажется, поступил неосторожно…
Дверь вдруг широко распахнулась и в комнату влетел весь бледный Арман. Увидав Еву, он разом осекся.
— Что такое? Что случилось? — воскликнули профессор и Ева вместе.
— Так… ничего особенного… — пробормотал он. — Впрочем… все равно, не скроешь… У нас большое несчастье: Макс — убит.
— Не может быть!.. — вскочив, воскликнул профессор.
— Макс? Вот вздор… — пролепетала Ева, вся побледнев.
— Расстрелян… — подтвердил Арман. — Дети пошли в лес за цветами и нашли его тело на опушке…
Профессор хмуро опустил голову. Ева долго смотрела широко открытыми глазами на Армана, потом вдруг точно подломилась и без звука упала мимо кресла на пол. Легкий ветерок, ворвавшись в комнату, сдул со стола бумажку со стихами Великой Княжны и она, тихо порхая, упала на пол…
В пещерах горы Великого Духа
Освещая путь дымящимися головнями, несколько чернокожих жрецов с пестрыми перьями на головах и с грубыми топорами и копьями в руках, испуганно отступали в черный мрак пещеры. В багровом отблеске головней смутно и страшно выступили из мрака тяжелые фигуры каменных богов с изумительно зверскими лицами. Тревожно переговариваясь низкими голосами, жрецы попытались было загородить собою черную дыру прохода, но оттуда бледными жалами сверкнуло несколько револьверных выстрелов, и четверо туземцев упало, а остальные, бросив головни, в ужасе забились по темным углам. С револьверами в одной руке и с электрическими фонариками в другой, в пещеру ворвались Гаврилов, Скуйэ, Нэн, Рейнхардт, Десмонтэ и еще несколько коммунистов. Синеватые полосы электрического света резко рвали мрак и по стенам пещеры, точно демоны, заметались и заплясали черные тени коммунистов. В несколько мгновений они покончили выстрелами с уцелевшими жрецами и, осветив богов и жертвенные столы, на которых сверкали кучи драгоценных камней, в изумлении замерли.
— Ого!.. — выговорил только Гаврилов.
— Да, потрудиться стоило… — с грубым смехом заметил одноглазый Скуйэ.
— Ну, что же, приступим, товарищи… — деловито сказал Нэн. — Делите, Рейнхардт…
— Конечно, что терять время… — заикаясь, сказал высокий, скуластый коммунист. — Не нагрянул бы кто?…
— Ну, кто ночью полезет… — возразил маленький и рыжий. — Но мух ловить ртом, конечно, нечего… Начинайте, Рейнхардт.
— Все согласны, товарищи? — спросил тот.
— Согласны, согласны… — раздалось со всех сторон. — Начинайте!..
Дрожащими руками, роняя камни, Рейнхардт начал оделять всех горстями камней.
5
Молва приписывает эти стихи Великой Княжне Ольге. Написаны они, как полагают, в заточеньи в Екатеринбурге (