— Вы повторяетесь… — раздались нетерпеливые голоса.
— Вот вам несколько примеров нашего идейного разброда… — продолжал оратор, сердясь, что его все перебивают. — Русские сектанты-коммунисты хотят прежде всего строить дом для молитвенных собраний, а атеисты смеются и не желают им помогать, но зато, когда все мы бросились спасать сахар, толстовцы и другие сектанты не пожелали прервать своей религиозной воскресной беседы, потому что спасение души важнее спасения сахара…
На поляне послышался смех.
— Не понимаю, чему тут смеяться… — сказал Рукин, толстовец с бородой. — Этот смех говорит только о том, что большинство из вас — слепые, несчастные люди, только и всего…
— Не перебивайте, товарищ!.. — сердито оборвал Рейнхардт. — Одни хотят строить здесь роскошные дворцы, насадить пышные сады, заставить машины делать весь тяжелый труд, а другие говорят, что все спасение человека именно в труде, третьи настаивают, что лучше всего довольствоваться куском хлеба, а в свободные часы слушать рокот морских волн, собирать цветы или беседовать о Боге. Одни хотят жить фаланстерой, другие из всех сил отстаивают свои отдельные гнезда, группа ярых пропагандистов желает прежде всего строить гигантский, небывалой мощи радио, а вегетарианцы не хотят пасти скот, потому что грех его резать, — буквально голова идет кругом от этой разноголосицы, которая подымается среди нас при решении всякого жизненного вопроса!
— Вы ужасно тянете… — сказал Арман. — Я предлагаю простейший выход из положения: пусть все эти группы обособятся и живут каждая своей отдельной жизнью… Остров достаточно богат и велик и места хватит всем.
— Позвольте… — воскликнул Рейнхардт. — Но тогда надо похерить наш коммунизм! Вы проповедуете ярый индивидуализм, анархизм, все, что угодно, но не коммунизм. Все хотят с первых же шагов разбежаться — хороша коммуна! А как же будем мы делать те дела, которые нужны всему острову?
— Например? — спросил Десмонтэ, бельгиец, тупой, ограниченный, но хитрый.
— Например, для поселения всего удобнее та, северная часть острова, — отвечал Рейнхардт, — а бухта, годная для погрузки и выгрузки судов находится на этом южном берегу, — следовательно, нужно связать весь остров дорогами. Вспомните: американское правительство прежде, чем заселять свои прерии, проводить там хорошие дороги. Так согласны ли все стать прежде всего на постройку дорог?
— Я и мои единомышленники не считаем эту работу не только безотлагательной, но и нужной вообще… — сказал Рукин, поглаживая свою бороду. — Какие дороги? На что? Живут же туземцы без дорог. А потом, какая разница жить там или здесь, у бухты? Важно жить честной, хорошей жизнью, а где — это совершенно безразлично…
— Ну, это я там не знаю… — сердито возразила Надьо, сверкая своими черными глазами. — А только, по моему, прежде чем думать о дорогах, надо подумать о крыше над головой… Я живу теперь с детьми в палатке — куда же денемся мы, когда наступят дожди? Надо строить дома.
— Да ведь не по воздуху же будут летать к вам на постройку бревна и камни!.. — раздраженно заметил Рейнхардт.
— Для того, чтобы их подвезти, нужны дороги…
— Вот и прекрасно!.. — сухо рассмеялась Надьо, которая терпеть не могла в глубине души этого «нахального жида».
— Придет зима, у нас будут дороги, но негде будет спрятать детей от дождя. Умно придумано…
Гаврилов все порывался на трибуну, но Скуйэ и другие, смеясь, удерживали его.
— Мы с удовольствием отделимся и образуем свою отдельную религиозную общину… — сказал Рукин. — Но принимать участие в ненужных, а часто и вредных для души работах мы не будем, потому что, если вступить на этот путь компромисса, то конца на нем не найти. Сегодня вам понадобилась дорога, а завтра телефон, потом трамвай, потом опера, аэропланы, кафе, и вот мы снова в водовороте мирских дел, снова у нас нет ни одной свободной минуты ни для ближнего, ни для Бога. Это все пустое. Брат Макс прекрасно говорил: с бурной поверхности жизни внешней надо направлять свой корабль в тихие воды внутренней гавани Великого Покоя…