Контроль над собственными физиологическими потребностями раньше никогда не являлся для него проблемой. Особенно в опасных ситуациях. Но ведь раньше он никогда ни одну женщину не желал так. как Габби.
— Чтобы избавляться от них. мне потребовалась целая вечность, — ответила она. — К тому времени мой мозг оказался настолько переполнен, что я ничего больше не могла обработать. Мне все время хотелось спать, даже не тянуло вставать с постели. И от некоторых обнаруженных там вещей меня просто тошнило. Образы. которые я не имела права смотреть, и планы, который, надеюсь, никто никогда не осуществит.
«Бедняжка, — подумал он. — Несмотря на молодость, она через многое прошла».
Утешая, он скользнул рукой вверх и вниз по её спине. И очень хотел сделать для нее что-нибудь ещё.
— Так что же ты должна сделать, чтобы избавиться от них?
— Выбросить в корзину.
Буквально?
— Я ни черта не понимаю.
— В каждом компьютере есть корзина для мусора. Мне пришлось научиться перетаскивать туда ненужные файлы.
Ученый, сделавший это с ней, заслуживает кормить червей под землей. Не потому что дал ей возможность освободить мозг от всего дерьма, которое тот засасывал внутрь, — очень любезно с его стороны — а потому что вообще сотворил это с ней.
«Тогда бы вы с ней не встретились. Её сейчас не было бы рядом с тобой». Шон обхватил ладонями её голову, слегка наклонил и поцеловал в уголок губ.
— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это.
— Зачем кому-то делать подобное с другим человеком? — прошептала она дрожащим голосом.
Шон крепче сжал её руками.
— Он — садист, милая. Хотел увидеть, насколько сильно сможет изменить тебя, какие способности дать. Он, вероятно, думал использовать тебя для собственной выгоды.
— Тогда почему он просто не наблюдал за мной? Почему отпустил, позволил жить своей жизнью?
А так ли это? Шон вдруг задумался. Возможно, тот ученый и отпустил её и остальных, но каким-то образом все эти годы наблюдал за ними. Потому что именно этим и занимались ученые. Смотрели и наблюдали. Испытывали.
Но как он мог следить за Габби?
Маячок… конечно. В её мозгу. Шон распахнул глаза. Это имело смысл. А ещё он до смерти перепугался. Значит, тот безумный ублюдок сможет найти Габби где угодно и когда угодно.
Шон представлял, как этот больной ублюдок сидит в кабинете и, делая какие-то заметки, отстраненно, словно на обследовании, наблюдает за милой Габби, как за лабораторной мышью. Но почему он пришел за ней именно сейчас? Чтобы удержать её подальше от «Роуз-Бриар»? Он и раньше задавался этим вопросом, но в его теории всё ещё оставалось много белых пятен.
Этот гавнюк никого не посылал за ней, после того как Билл нашел остальных троих. Тех, что погибли. Неужели доктор Фассет думает, что Шон хочет навредить Габби, и поэтому так отчаянно пытается увести её от него? Неужели доктор намеревался спасти её и тем самым свой эксперимент? Но разве спасая её, он не помешает собственному эксперименту?
Слишком много вопросов. Шон надеялся найти хоть какой-то ответ в файлах, хранящихся теперь в мозгу Габби. Надеялся, что Билл знал о докторе и сложившейся ситуации больше, чем рассказывал. Хотя, честно говоря, Шон предпочел бы оставаться в неведении, чем наблюдать, как Габби снова корчится от боли.
Габби застонала, и Шон понял, что она снова принялась за работу. Нужно было отвлечь её получше. Он подумал только об одном способе… «Ты уже встал, приятель. Вроде».
— Позволь мне позаботиться о тебе, — прохрипел он Габби.
— Ч-что ты имеешь в виду?
Прямо сейчас она не верила, что мужчины способны хоть что-то отдавать женщине. И ничего не ожидать взамен. Он же хотел отдать ей всё.
«Я хочу отдать ей свое сердце, — подумал Шон. — Я люблю её».
Так оно и есть, внезапно осознал Шон. Он любил её. Сейчас это уже бесполезно отрицать. Он поставил её безопасность выше своей собственной. Её благополучие выше своего долга. Её эмоциональное счастье выше собственного физического удовлетворения.
Как он мог не влюбиться в нее? Умную, находчивую, остроумную, саркастичную и храбрую. Она всё, в чем он нуждался. Всё, чего он никогда не знал, всё, чего ему не хватало.
К собственному изумлению, подобное осознание не расстроило и не напугало Шона. Оно… успокоило его. Утихомирило. Даже если Шон понимал, что не сможет долго удерживать её. Не станет рисковать её рассудком. Не погасит её яркий свет.
Да, она говорила, что не боится его тьмы, но страх не имел к этому никакого отношения. В конце концов, его тьма утащит её слишком далеко. Но сейчас она в его объятиях, и он намерен наслаждаться каждым мгновением.
— Шон, — позвала она, очевидно нервничая из-за его молчания и неподвижности. — Что ты имел в виду?
— Давай я покажу. — Он перекатился, прижав её к себе.
Она вздохнула, облизнула губы. И Шон поймал ртом её язык. Теплый, горячий, с ароматом зубной пасты. Его член затвердел ещё больше. На чтобы ему ни пришлось пойти, он постарается удержать собственное тело под контролем. Он докажет, что мужчине — ему — можно доверять, что для него она на первом месте и что он ничего от нее не ждет. Он докажет, что она может ему довериться. Потому что, бог свидетель, если мужчина уйдет от женщины со столь каменной эрекцией, ничего не требуя взамен, то ему эта женщина может довериться во всем.
Не то чтобы все будет только для Габби. Он бы солгал, сказав, что не собирается доставить себе удовольствие.
Продолжая целовать и посасывать язык, Шон скользнул рукой к её груди. Полная, мягкая. С затвердевшими сосками. Шон сжал тугой бутончик между пальцами, и Габби раздвинула бедра, позволила ему сильнее вжаться в нее бедрами. Шон автоматически толкнулся вперед, потираясь членом о сладкое местечко. Габби снова вздохнула.
Оторвавшись от её губ, Шон поцеловал сосок прямо сквозь одежду, поглаживая при этом восхитительный холмик. Вскоре Габби уже извивалась в объятиях Шона, запуталась пальчиками в его волосах, скользя ногами вверх и вниз по его бедрам. Он обожал, с каким наслаждением Габби отдавалась ему.
Она расслабилась от наслаждения, опустила веки и восхитительно покраснела. Приоткрыла чувственные и влажные губы, делая неглубокие вдохи и выдохи.
Шон провел пальцем между её грудью, вниз по животу, поиграл с пупком. Вызвал восхитительный трепет в животе. Она снова вздрогнула, когда он, подразнивая, коснулся талии у кромки свитера.
— Обожаю прикасаться к твоей коже, — пробормотал Шон. — Мягкая и нежная, словно шелк.
— Оу… конечно. Знаешь, я удивительная.
Он так же обожал этот остроумный ротик.
— Мне нравится вкус твоей кожи. — Он лизнул её шею, ощущая, как безумно запульсировала вена в ответ на его ласку. — Словно сахар.
Она застонала. На этот раз от наслаждения.
Шон просунул руку под её брюки, скользнул пальцами между бедер, её трусики мешали полноценному контакту.
Очередной стон.
— Обожаю твой жар, влажность.
Она развела колени ещё шире, давая ему столь желанный доступ. Шон просунул руку под трусики и погрузил в нее палец. Внутренние стеночки сомкнулись, удерживая его внутри.
— Я люблю… обожаю когда ты так делаешь, — простонала она.
Шон продолжал трахать её пальцем, на мгновение остановился, присоединив к веселью второй палец, и снова прижался ртом к её губам. От пронзительного возбуждения, мощного и несомненного, Шон задрожал, снедаемый жаждой и тоской. Он хотел довести её до такого же состояния и провел большим пальцем по клитору.
— Шон! — вскрикнула она. — Да, прямо там. Ещё.
Он не послушался. Пока нет. Она оказалась невероятно близка, а он ещё не подготовился к её кульминации. Ему хотелось продлить это мгновение, вознести её наслаждение на новые высоты.