Бабье лето — две недели в начале осени… а бабий век, если выкинуть детство… всего-то лет двадцать. При хорошем раскладе.
Кто там сочинил: мол, бабе сорок пять — баба ягодка опять? Какой дурак… Татьяна принялась рассматривать себя в зеркале.
Всю жизнь вообще то себя разглядывала. Слава Богу — актриса!
Но так, как после их ночей в отеле «Тампа», она еще никогда на себя не глядела.
Она велела привезти и поставить в ее комнате два дополнительных светильника и второе трюмо… Тень и слабый свет — и союзник, и предатель женщины. Ей они соврут, мол, молода еще! Гладкая, налитая, как спелое яблочко… А правду-то и утаят, в тени и не заметишь первых дряблых ямочек на бедрах — страшных предвестниц целлюлита…
Она разглядывала себя. Включила обе люстры… Надела очки, чтоб лучше видеть. Она тщательно экзаменовала свое отражение…
Спереди… Приподняла грудь. Повернулась одним боком, потом вторым… Боже! Как она испугалась вчера! Испугалась того, что она… Старая…
Это случилось на студии. Они с Гришей при ехали на «Юнайтед Артисте», где у них была арендована двухчасовая сессия. Вполне достаточная, чтобы записать пять или шесть тэйков одной вещицы. Они хотели сделать дуэтом «Шумэн-Шумэн» на цыганском языке…
Гриша шел такой весь из себя веселый, с гитарой в дорогущем кофре футляра, в кожаной курточке, в черных джинсах, высоких «казаках» с загнутыми кверху носами и в красной косынке, подвязанной поверх иссиня черной шевелюры..
И она оделась ему подстать. В черном шелковом платье, в линялой джинсовой курточке поверх платья, в высоких красных сапогах на шпильке. Они вошли в студию…
Звукорежиссеры только закончили работу с предыдущими клиентами. С какой-то женской во калькой группой. «Ивил-Дивил» вроде как или что-то подобное… «Зэ дивел-ивел», что ли? Татьяна уже и не помнила.
А девчонки… Девчонки — соплячки, лет по двадцать… Увидели Гришу. И бросились с визгом его целовать, мять. Тискать. Обнимать! Старые знакомые! На гастролях вместе бывали…
А одна — самая наглая. На Таню показывает и, жуя чуингам, небрежно так… На нее — на Таню: «Это что, твоя мама?»
А Гриша… А Гриша тоже хихикнул так поганенько…
Ах, как противно тогда стало у нее на душе!
Она и партию свою спела ужасно. И в свое заказанное время они не уложились. За два часа записали семь тэйков. И ни одного удачного…
Везде она то тут, то там да сорвется!
И в конце, когда Гриша ей что-то с укоризной сказал, мол, соберись, Татьяна, она разревелась… Истерика. Самая натуральная истерика с ней приключилась.
Гриша рассердился. Они не уложились в два сессионных часа и не записали качественного материала…
Они ехали назад в гостиницу. Он недовольно что-то насвистывал.
А она молчала. Молчала всю дорогу.
А потом, когда подъехали, вдруг бросилась целовать ему руки, приговаривая со слезами: «Ты прости, ты прости меня!»
Татьяна решила, что лучше, если она будет заниматься с ним любовью не нагая… Не нагая, как всегда. Как было всегда в ее жизни… С Пашей… И с Пашей… А теперь, с Гришей, будет лучше, если она нарядится в красный прозрачный пеньюар… Или в черный. Красное и черное — ее цвета!
И если у нее наметились первые страшные признаки дряблости… то под пеньюарами они не столь заметны!
Она принялась вспоминать все их ласки… Технику этих ласк. Может… Может, она что-то ему еще недодает? Так надо срочно восполнить эту… Эту недодачу…
Она была на все готова. Лишь бы его не потерять.
Грише очень нравился раритетный «Шевроле-корветт».
Они два раза останавливались возле открытой смотровой площадки автомобильного салона на Палм-Бич-драйв… Выходили, и Гриша подолгу стоял возле этого «корветта» шестьдесят шестого года выпуска…
Двухдверный, двухместный… Весь такой хищный. Такой мощный и стильный. Шестьдесят девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов…
Гриша мог часами разглядывать машину… И сегодня она решилась: «Гриша, хочешь, я куплю тебе этот автомобиль?» И когда сказала, поняла, что подписала себе приговор.
Но она понимала и то, что не могла не спросить его. Потому как все было предрешено.
Как не мог не спросить Иуда: «Не я ли, Господи?» Потому как все было предрешено.
Тогда она ополовинила счет, оставшийся после Павла.
Ей стало катастрофически не доставать денег.
Первый раз он ударил ее, когда они проводили уик-энд на Гавайях…
Питер Дубойс — Кэт Броган — Ричард Чивер
Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия
Апрель, 1996 год
Sexual harassment! Нет, не сексуального домогательства на работе надо опасаться, а законодательства по данному вопросу и судебного прецедента. Служащие будьте бдительны! Не стоит ли на вашем рабочем столике календарик с обнаженным телом противоположного пола, не остановился ли ваш рассеянный взгляд на коллеге, не слишком ли часто вы его встречаете в коридоре или лифте, так ли он понял ваши добрые пожелания на уик-энд? Все может быть истолковано против вас, то есть вас запросто могут обвинить в этом самом sexual harassment.
Вот почему Кэт, сотрудница отдела прогрессивных технологий ФБР, предпочитала страдать молча, из опасений разделить судьбу Джейн Даймон, старшего менеджера фирмы «Перфоменс корпорейшнз», которая будет обязана по решению суда, распубликованному во вчерашних газетах, выплатить своему сотруднику, «жертве сексуальной агрессии», ни много ни мало, а полмиллиона долларов.
А ведь как хотелось Кэт, надев юбку покороче, благо ноги позволяли, войти к нему в кабинет, сесть напротив, на манер этой стервочки Шерон Стоун, и сказать ему, глядя в глаза: «Может, девушке нескромно говорить об этом первой, но, пойми, не я это говорю, а моя любовь к тебе…» И еще что-нибудь в таком духе. А потом она подойдет к нему, спихнув крутым бедром пухлую папку со стола…
Про кого это она? Кончено, про Питера Дубойса из Девятого отдела. Про кого же еще? Какой красивой парой они бы могли быть! Оба блондины, высокие, стройные. На них бы оборачивались на улице. Старички бы улыбались и вздыхали грустно, вспоминая молодость. А какие у них могли быть детишки? Но… Sexual harassment! Что она могла? Встретить Питера Дубойса в коридоре и спросить: «Как дела?» Что еще? Обменяться взглядами? А, может, он точно так же прочитал в газете о главном сержанте армии США Стивене Макфаррене, которого не давно обвинили в сексуальном домогательстве сразу семь женщин военнослужащих, и теперь его карьера и материальное благосостояние под большим вопросом? Прочитал и решил не рис ковать.
«У нас в Америке секса нет», — сказала про себя Кэт, повторив, сама того не подозревая, знаменитую фразу госпожи Ивановой на телемосту «Россия — Америка». Что такое секс, каждая из них понимала по-своему, но и та, и другая знала, что любит именно данного мужчину… Тем более, если он как раз входит в ее кабинет…
Когда Питер получил назначение в Девятый отдел, он догадывался, что ему, амбициозному выскочке и желторотому честолюбцу, как его за глаза уже окрестили старейшины отдела, обязательно всучат самое поганое расследование, самый гиблый и нераскрываемый «глухарь».
Собственно, так и вышло.
Дело об убийстве Лопса и Фэрфакса терли так и этак почти полгода. И уж было почти списали на одного международного террориста, но тут возьми да случись в Бюро смена высшего руководства, причем такая смена, что новый шеф ФБР в отличие от прежнего не только не благоволил к отделу, а, совсем наоборот, ревниво следил за малейшими срывами в работе… И вообще ходили слухи, что новый шеф имеет в своей голове тайные планы отдел в нынешнем виде разогнать, и поэтому только и ждет больших проколов… А версия с турецким террористом настолько не понравилась новому начальству, что закрыть и спихнуть дело в архив, как хотело руководство отдела, никак не получалось…