— Я не знаток истории, но вспомни «дядюшку Джо», — Петти был доволен, что и развеселил приятеля, и подпортил ему кайф.
— Товарищ Сталин разве был рыжим? А, впрочем, ты прав. По крайней мере, конопатым.
Еще одна шпилька в адрес Петти, но тот был невозмутим.
— Заметь, дружище, — развивал тему Петти, — Гитлер даже план нападения на СССР назвал «Барбаросса», то есть «рыжебородый». Может, хотел подколоть «дядюшку Джо»?
— Тут что-то есть. Когда отправимся на покой, а, надеюсь, это будет очень не скоро…
— Надеюсь, этого никогда не будет.
— Так вот. Поселимся с тобой на небольшом, тихом острове. Я буду ловить рыбу, а ты писать исторический труд на тему: «Роль рыжих и конопатых во всемирном историческом процессе». Как тебе моя идея?
— Идея хорошая. А знаешь, мы еще одного рыжего забыли.
— Кого?
— Нового директора ФБР Хэмфри Ли Берча.
— Старина Хэм? Он же совершенно седой.
— Но в молодости был абсолютно рыжим. Я смотрел его досье. В молодости он носил такой короткий рыжий ежик…
— Рыжий и колючий, — перебил Макмиллан. — Вот увидишь, мы еще будем вытаскивать его иголки из самых неожиданных мест на теле… Вообще, нехорошая выстраивается цепочка. Сначала при ход в Орден выскочки Блитса, потом дело Фэрфакса, сенатские слушания, потом одновременно «сливаются» все, кто мог бы составить реальную конкуренцию «другу Биллу» в президентской гонке, потом эти странные назначения…
— Ты считаешь, что нас поставили на мостик?
— На мостик? Да один только Блитс, заседающий в Капитуле — уже не мостик, а мост Табор, по которому наполеоновские войска вошли в Вену. Этот мост наполовину обеспечил французам победу при Аустерлице.
— Ты меня удивляешь! Такие познания в истории! — воскликнул Петти.
— Набор исторических анекдотов, и не более того. Секретарь отобрал мне кое какие «вехи» из разной области человеческих знаний. Очень удобно вставлять в речи, интервью, во время переговоров. Между прочим, и тебе рекомендую, производит впечатление! А писаки потом цитируют, набирают крупными буквами. Готовые заголовки. «Макмиллан утверждает, что это — битва при Мантинее для федерального бюджета!» Или еще какая-нибудь ахинея в таком духе…
— И все же не вижу оснований для паники, — возразил Петти. — С этими назначениями все не так просто. Пришли серьезные люди, с которыми можно работать. Возьми хотя бы того же Берча. Человек старой закалки, ученик самого Гувера, карьерный взлет при Рейгане… Поверь, дружище, Берч — наш человек, пусть даже пока он об этом не догадывается…
— Какой же он наш, когда он из другой тусовки?
— Если у человека правильные мозги, тусовка — дело десятое, вспомни Збига. Куда хуже недоумки в собственном стане.
— Ты про кого?
— Про наших «железных ястребов», Хэнка Смита, Джима Джексона и прочих… Знаешь, по-своему даже неплохо, что они обкакались со своей ближневосточной авантюрой, пока мы не успели вложиться в нее всерьез.
— Говори за себя! — Макмиллан надулся, сдвинул густые брови. — Лично я потерял на этом миллионов восемь.
— Плюнь и забудь. Или считай платой за урок: никогда не связывайся с идиотами, которые допускают, чтобы какой-то жалкий клерк, рядовой исполнитель, знал весь расклад и вел самостоятельную игру. Я тебе так скажу — мы вовремя соскочили и дешево отделались.
— Возможно, еще не отделались. Пришло донесение от Койота. Берч будто бы распорядился вновь поднять дело Фэрфакса и бросил на него лучшего своего бультерьера.
— А нам-то что? До сих пор к нам вопросов по этому делу не возникало — значит, и не возникнет… Лучше, дружище, на том сосредоточься, как нашу блистательную королеву охмурять будем, пока «желторотые» ее окончательно под себя не прогнули… — Петти отодвинул занавесочку, выглянул. — Тем более, вот-вот прибудем, уже «Мадам Тюссо» проехали.
— Между прочим, я слышал, недавно в большом зале появилась восковая персона несравненного мистера Блитса.
— Ага, рядом с Муссолини. Будем надеяться, что и этого когда-нибудь повесят вверх ногами. Приятели захохотали.
— Ох, старина, не любишь ты научно технический прогресс, — отсмеявшись, заметил Макмиллан.
— Не люблю, чем и горжусь. Если бы люди меньше забивали себе голову всякими новомодными штучками, а чаще прислушивались к мнению консервативно настроенной части общества, мир выглядел бы куда как привлекательнее.
— По крайней мере, простоял бы лишние пару сотен лет, — поддакнул Макмиллан. — А с королевой будем работать планомерно, поступательно. Кнут и пряник, индукция и дедукция, черная и белая магии, черт в ступе… Все хорошо, только вовремя и к месту. Если мы будем вести правильную политику, я надеюсь, скоро выправим линию фронта. А там, с божьей помощью, начнем врага выдавливать с его позиций…
Она принимала их по полному протоколу.
И при всем их цинизме понимала, что не посмеют они панибратски похлопать ее по плечу и сказать: «Э-э, да брось ты, сестренка, кочевряжиться! Мы ж понимаем цену всем этим тиранозаврам, мантиям, ритуалам и прочей туфте! Кончай с театром и давай договариваться по-хорошему…»
Не смогут они этого — кишка тонка!
Как до самого мая сорок пятого не могли себе позволить не крикнуть «хайль Гитлер!» при начальстве самые маловерные нации, как не могли расхохотаться на заседании Политбюро ЦК КПСС отъявленные циники-перерожденцы…
Так и эти, понимают, что ей сейчас дана хоть и формальная власть, но власть в самую-самую точку… Она не может единолично принимать решения по политике финансовой деятельности Капитула… Но она имеет исключительное право выдвинуть обвинение в недоверии любому кавалеру Ордена и потребовать разбирательства в Высшей Тройке Справедливости.
Это формальность.
Но члены Капитула — богатейшие и влиятельнейшие люди планеты — сами добровольно построили такую конструкцию отношений. Вернее приняли ее в таком виде от своих предшественников и не посчитали целесообразным менять.
А это значит, что она, Татьяна Захаржевская, нынче представляет собой ту кадровую власть, благодаря которой некогда серый и никому не известный секретарь ЦК Коба Джугашвили подмял ярких ораторов и трибунов революции.
Лоусон посоветовал принять Петти и Макмиллана в Морвен-хаусе.
Облачившись в красный палаческий плащ, Таня таким образам принудила визитеров оказать ей все предписанные протоколом почести.
И, заглядывая в глаза коленопреклоненным мультимиллиардерам, она напрасно искала в них искры возмущения или цинизма. Оба они — и Петти, и Макмиллан — были сама воплощенная кротость!
Тане даже показалось, что и сквозь красную перчатку, которой она сжимала положенный ей по статусу палаческий топор, она почувствовала неподдельную страсть целующих ее руку губ…
Оба склонили головы до самого пола, и она не проманкировала этой частью ритуала, по очереди реально поправ их склоненные головы.
— Я, именем вечного огня Бетрибс-тиранозавр, повелеваю вам встать…
Татьяна выпустила из рук полированную рукоять, развязала тесемки плаща и принялась порывисто стаскивать тесные перчатки, поочередно подергивая за каждый палец…
— Присаживайтесь, господа, и не забывайте, что мы в трауре…
Макмиллану и Петти было указано на места по обе стороны длинного полированного черного дерева стола, что подобием ножки буквы Т торцом приткнулся к массивному столу хозяина кабинета… Тем самым леди Морвен еще раз подчеркнула официальность дистанции, означенной в ритуале.
— Я слушаю…
Начал Макмиллан.
Он откашлялся и сказал следующее:
— Прошло четыре месяца с момента смерти лорда, и члены Капитула полагают необходимым собрать правление Ордена для обсуждения статуса временного управления…
— По Уставу Ордена власть Короля Иллюминатов наследует законная супруга, если союз был освящен по ритуалу Ордена.
— Это так, повелительница, — кивнул Макмиллан, — но Капитул должен собираться не реже…
— Раза в год, — перебила его Татьяна, — а последнее собрание в Цистерне дель-Пена состоялось всего восемь месяцев назад, так в чем же вопрос, господа, вы недовольны вашей Королевой?