Ему было тошно вспоминать, каким жалким и гнусным выглядел он тогда со стороны, пьяный, небритый старый и вонючий козел, распустивший нюни от того, что его жена нашла себе смазливого любовника… От того, что система пыталась грубо его обмануть, подсунув вместо общения с семьей — жалкую подделку!
Какой позор!
И позор не в том, что жена ему вульгарно и пошло изменяет, как и положено голливудской актрисочке, когда ее муж находится в более чем длительной командировке. Стыд и позор в том, что он, Павел, умница, светлая голова, ученый, сильная личность, каким он сам всегда себя хотел видеть, вдруг распустился… Распустил нюни.. Принялся пускать пузыри… Впору еще начать мочиться под себя!
И какой стыд, что он в пьяном безобразии корчил из себя Казанову… Откуда это в нем взялось? Бр-р-рр!
У Павла от стыда мутился рассудок. Единственное, чего ему хотелось, — сгореть от удара молнии, провалиться сквозь землю прямо на глазах у Клэр… И тем самым доказать ей, что он совсем не такой, каким был в долгие часы помутнения рассудка.
Он стыдился своей слабости. Он не хотел, что бы кто то считал его слабым. Но Клэр не считала. Она правильно поняла его.
Она такая умная — Клэр!
Она вывела его из запоя. Принесла в его бунгало те научные статьи, развесив их увеличенные ксерокопии во всех местах его жилища, включая и ванную, и кухню, и бар в холле… Чтобы, каким пьяным он ни был, не мог бы не заметить почти метровых заголовков, от которых он мгновенно должен был отрезветь…
Новые искусственные минералы и космические технологии… Магнитные свойства кристаллов, выращенных в невесомости… И, наконец, главное: Опыты по созданию экстремальных геологических условий с применением космических технологий…
Клэр была права. Он протрезвел от этих заголовков.
Двое суток он высидел дома на минеральной воде и аспирине, не пуская в свое бунгало даже уборщицу…
И на третье утро, когда Клэр как всегда трусила по гравию в беленьких кроссовках на ладненьких своих загорелых ножках мимо розариев, источавших утренние ароматы… Она вдруг услыхала позади знакомое дыхание и нарастающий шум хрустящего гравия… Она оглянулась… Это был Павел.
— Хай! — крикнул он ей, как ни в чем не бывало.
— Хай, — ответила она с приветливой улыбкой.
После двухнедельной борьбы с собственным здоровьем, бег Павлу давался трудно, и Клэр, жалея его, не убыстряла темп, а двигалась почти шагом… Павел дышал тяжело, но выглядел счастливым.
— Спасибо тебе за статьи.
— Я рада, что ты их заметил.
— Ты их так увеличила, что разглядел бы и слепой, да и расклеила по всей квартире. Несложно было разобраться, что это не реклама туалетной бумаги.
— Я рада, что ты снова в форме.
— Ну до полного восстановления еще далеко, но к среде обещаю тебя перегнать на финише нашей дистанции.
— Посмотрим, а проигравший устраивает ужин.
— О’кэй, я в любом случае твой должник за твою неоценимую заботу о моей научной форме, с меня безусловный ужин при свечах.
— Но без алкоголя.
— Ну-у-у, так уж совсем?
— Тогда без крепкого алкоголя…
У Павла от счастья зашлось сердце.
— У нас проблемы, — сказал главный администратор, усаживаясь в предложенное директором кресло.
— Проблемы? — удивленно приподнял бровь директор.
— Кто-то спровоцировал сбой работоспособности объекта «десять».
— Каким образом?
— Ему вбросили информацию, вызвавшую сильнейший эмоциональный стресс.
— Каким образом?
— Ему подбросили фоторепортаж о сексуальных похождениях его жены.
— То есть, тем самым вы утверждаете, что здесь против нас работает враг?
— Этого следовало ожидать.
— А что с программой «семья»?
— Он оказался хитрецом, он нас обыграл…
— И все ваши дилеи, все ваши электронные фокусы пошли коту под хвост?
— Да, сэр…
— Вам надо выяснить, кто подбросил «десятому» информацию.
— Уже занимаемся, сэр.
— Это дело рук… оппозиции. Вы понимаете, о ком я…
— Мы найдем шпиона, сэр.
— Найдите, иначе вас пустят поплавать с вашими акулами и барракудами…
Никто из руководства Ред-Рок его ни словом не упрекнул за двухнедельное отсутствие в лабораторном корпусе.
А подчиненные ему техники и лаборанты, те и ухом не повели при появлении шефа, как будто он и не пропадал нигде, а только вышел на полчаса, на ги брэйк, и сразу вернулся.
А на столе накопилось отчетов за две недели экспериментов. Разгребая завалы бумаг, Павел ворчал себе в нос, никто, де, моей работы делать не хочет, но и порадовался: значит, начальство никому не смеет делегировать даже части его обязанностей. Доверяют. И это хорошо.
А вообще, двухнедельная пьянка — такой стресс для мозговой серой массы, что в ее глубинах резко могут созреть новые идеи, которые раньше, по трезвости, никак не могли вылупиться…
Клэр пришла к нему в вечернем платье. Он просто обомлел. Она была воплощением соблазна.
От завитка светлых волос на шее возле левого ушка, от волнующей, сдавливающей дыхание нежной канавки между восхитительными грудями в глубоком вырезе ее платья, от схватывающих спазмом в горле изумительных линий, безошибочно угадывающихся под тонким бархатом от Армани… и до нежных розовых ноготков на пальчиках ее ног, что безупречным педикюром выглядывали из носочков ее лаковых босоножек на высоченной шпильке каблука…
И она так мило и просто улыбалась ему…
— Ну вот, я и пришла! Надо помочь на кухне? Где фартук? Где плита?
Но все к ее приходу уже было готово.
Не был бы он тогда бывшим начальником геологического отряда… И даже экспедиции! Эх, сколько картошки он перечистил в своей кочевой жизни русского геолога! Так что…
Так что присаживайтесь, милая Клэр! Будьте как дома!
Сценарий ужина при свечах был продуман до мелочей. Все-таки ученые тем и отличаются от иных смертных, что способны все предусмотреть. Особенно, если это касается ужина с милым другом.
— Хочу посмотреть меню вашего ресторанчика, мистер хозяин, — шутливо заявила Клэр, присаживаясь в кресло у низкого, располагающего к неофициальному общению стола.
— Какое может быть меню у русских, — воскликнул Павел, — водка и икра!
— Понятно, то-то я гляжу по телевизору на вашего президента, он, по моему, трезвым вообще никогда не бывает, — сказала Клэр, — и вообще, мы ведь договорились, что вечеринка обойдется без крепких напитков.
— Договор дороже всего, — ответил Павел, вручая Клэр бокал с собственноручно приготовлен ной «Маргаритой».
— А ты еще и бармен? — изумилась Клэр.
— И повар, но это ты еще оценишь, а пока наслаждайся аперитивом…
Из их почти полугодового общения Павел знал, что Клэр — ученая-орнитолог, занимается миграциями птиц, у нее в лабораторном корпусе в клетках живут тысячи пернатых, от маленьких синичек, которые, как известно, лучше в руках, чем журавль в небе, и до самых натуральных розовых фламинго. Но Павел никогда не мог взять в толк, а зачем здесь птицы? И при чем тут орнитология — в забытой Богом Ред-Рок Вэлли?
— Знаешь, — сказал вдруг Павел, — я припоминаю шведский фильм, он назывался «Бей первым, Фредди»… Тогда, в те годы, когда я учился, в России каждый иностранный фильм из капиталистической страны был большой редкостью… Там, в той шпионской комедии, нас прежде всего интересовали не идеологические изыски сценаристов, а западные запретные плоды — эротика, модная одежда, рок-музыка… В том фильме всего этого было достаточно… Но был там один момент, очень и очень интересный. Безумные генералы, западные, естественно, генералы, задумывая агрессию против стран социалистического лагеря, нацеливая свои ядерные ракеты на Москву, пытались опробовать новые биологические системы наведения ракет, используя вместо компьютера почтовых голубей… Голубю показывают сперва карту, а там, где Москва, — ставят кормушку с зернышками. И так приучают голубя лететь именно туда…