— Я пришел узнать о моем пропавшем друге.
— У нас с вами есть общие друзья? Вы ничего не путаете, почтеннейший профессор?
— Мой друг — ваш враг. Его зовут Питер Дубойс.
Вот оно что. Не ожидала. Друзья. Волна и камень, лед и пламень. Хотя… Поэт от науки и поэт от криминалистики. Чем не пара? Один уже в дурдоме, по другому это заведение давно плачет. Значит, в процессе выслеживания ее скромной, вернее ее нескромной, персоны, наши герои подружились. Нет худа без добра…
— С чего вы взяли, что мне известен ваш протеже?
— Он шел по вашему следу, леди Морвен. Я узнал вас и указал ему на вашу нору. И теперь Дубойса нет ни дома, ни на работе. Как будто это был призрак, а теперь взял и развеялся. Я понимаю, если с ним случилось… Если с ним что-либо случилось, то опасность угрожает и мне. И скорее всего источник этой опасности — вы, леди Морвен… Но я себя переоцениваю. Кому нужен чокнутый буквоед! Сам сдохнет от старости и от фантазий. Упадет где-нибудь и останется лежать. Но мне не к кому идти, кроме вас…
Делох нервно теребил себя за пшеничный ус. Он был растерян и подавлен.
Не такой уж ты и чокнутый, мистер Делох, раз пришел точно по адресу. Ты поступил совершенно правильно.
— Вас, леди Морвен, наверное, удивило, что такого человека, как я, могут быть… может быть друг. Георг Делох — чудак, фантазер. Дубойс — прагматик, практик. Даже в моих лирических отступлениях он находил практическую пользу, здравое зерно. Может, мне это и было нужно? Иногда, знаете, приятно осознать, что твой от влеченный бред помог кому-то в благородном деле…
— Вы считаете дело Дубойса благородным?
— Найти убийцу — дело достойное. Охрана человеческих нрав, самою главного права — на жизнь. Разве нет? Хотя в древних Афинах полицейские функции выполняли варвары, гражданам эта деятельность казалась недостойной свободного человека.
— Значит, ваш друг варвар?
— В какой-то степени, да. Ведь он русский. Кто знает, может, среди тех афинских полицейских были предки славян, предки Питера Дубойса!. Стойте! Я опять могу уйти в историю, литературу. Мне этого нельзя. Это все равно, что пьянице предложить стаканчик виски.
— Кстати, профессор, не хотите что-нибудь выпить? Виски, коньяк, или русская водка?
— Нет-нет. Благодарю вас. Я вообще то не пью… Там, в аэропорту, — случайность, стечение обстоятельств. Не смейтесь. Какой смысл мне вас обманывать. Одинокому человеку пить нельзя. Разве вы не знаете? Но не будем отвлекаться. Дело прежде всего! Я убедительно прошу вас, если вам что-нибудь известно про моего друга… А я уверен, что вы точно знаете, где он… Скажите мне. Я очень беспокоюсь. Его прямой, несгибаемый характер мог довести его до… Нет, я даже не хочу думать об этом. Вы говорили с ним когда-нибудь? Вы видели его глаза? Вы могли бы почувствовать, какая душа скрывается в этом строгом и деловом человеке! Вы бы…
Леди Морвен неожиданно встала, подошла к столику у камина и поставила на гладкую красноватую поверхность бумажную фигурку. Какая то птица с длинным опущенным клювом, опирающаяся на расправленные крылья.
— Вы увлекаетесь японским искусством оригами? — спросил Делох.
— Нет, профессор. Эту фигурку сделал ваш друг.
— Значит, вы видели его. Он жив?
— Да, я видела его и говорила с ним. Как вы выразились, я видела его глаза.
— Где же он?
— Питер Дубойс сейчас находится в лечебном заведении закрытого типа «Сэнди плейграунд», попросту говоря, в дурдоме.
— Это вы его туда упекли?!
Делох привстал с кресла. Его усы воинственно топорщились. Даже старомодный галстук какого-то истерически желтого цвета агрессивно выбивался из-под пиджака.
Леди Морвен чуть не расхохоталась.
— Сядьте, мистер Делох… Ваш друг жив, это сейчас главное. Остальное пока вас не должно волновать. Единственное, что я вам могу сообщить: Питер Дубойс — не враг мне. Враги же у нас с ним общие. А это значит, мы можем стать друзьями. Мне, по крайней мере, удалось сохранить ему жизнь. А теперь…
— Теперь вы спасете его, как Геракл спас прикованного к скале Прометея! Ведь вы же неоднократно переодевались в Геракла, как лидийская царица Омфала!
— Омфала? Мраморная статуя из Эрмитажа. Женщина в шкуре льва и с дубинкой на плече.
— Леди Морвен, вы тоже любите мифологию?
— Нет, я просто недавно видела… Профессор, оставим эту тему.
— Да-да. Я гак счастлив, что Дубойс жив! Георг Делох тоже поедет его освобождать! Вы можете рассчитывать на старого олуха царя небесного! Делох может заболтать стражников, может сам притвориться умалишенным, чтобы остаться в обмен на Питера…
— Честно говоря, профессор, вам и притворяться не надо.
— Вы совершенно правы! Тем лучше! Георг Делох, в конце концов, может ворваться в кабинет главного врача с этой… базукой. У вас есть базука, леди Морвен?
— Остановитесь, профессор! Кажется, теперь вам можно… нет, вам определенно нужно немного выпить.
— Может быть, может быть… В этот момент в дверь заглянул секретарь и вопросительно посмотрел на леди Морвен.
— Лоусон, на сегодня прием посетителей закончен. У меня важный разговор с профессором Делохом.
Леди Морвен и профессор Делох сели в кресла у старинного камина.
Как он сразу поверил ей? Раз она почти друг Дубойсу, значит и ему, Делоху. Сразу успокоился, расслабился. А если она соврала? Какой смешной чудак! Почему благородные и честные сердца вкладываются природой в нелепые, несуразные человеческие тела, да еще с повернутыми набекрень мозгами? А Дубойс?.. В любом случае, такому чудаку открываться нельзя. Попробуй рассказать ему, что теперь движет по жизни леди Морвен? В какой путь она собралась? Он на первой же лекции с восторгом на губах будет сравнивать ее с Жанной д’Арк…
— Леди Морвен, в интерьерном оформлении вашего кабинета наблюдается смешение стилей, несоответствие исторических эпох, — вещал Делох. — Ваш превосходный камин выполнен в позднеготическом стиле. Обратите внимание на кованый орнамент. А эти фигуры в стреловидной нише? Прекрасная дама и коленопреклоненный рыцарь. Стиль, отражающий мечтательные настроения эпохи культа Святой Марии, миннезингеров и глубокого почитания женщин. А теперь — ваш прелестный столик. Это же барокко! Видите отклонения от закономерного строения? Изогнутые ножки…
— Мистер Делох, скажите лучше, что за птица стоит на столике, как вы заметили, в стиле барокко?
— Ворон.
— Вы думаете, ворон? Почему тогда он белый?
Она знала два ответа на этот вопрос. Какой из них выберет профессор Делох?
— Это ворон до того, как он подарил кольцо освобожденному Прометею.
— Что это значит? Вы должны мне рассказать.
— Леди Морвен, я когда-нибудь напишу об этой птице в античной и славянской мифологии.
Будет интересная статья, или даже целая книга. Про Ворона ничего не сказано ни у Гесиода в «Теогонии», ни у Гомера в «Илиаде» и «Одиссее», тем более у Овидия в «Метаморфозах». Тень этой птицы мелькает в отрывках гномической поэзии и у орфиков. Ворон не служил ни олимпийским богам, ни людям. Он служил той слепой силе, которой подчинялись и те, и другие. Ворон был слугой всевластного рока, судьбы. Он появлялся там, где его никто не ждал, летел туда, куда его никто не посылал. Ворон питался не растительной пищей и не животной. Он клевал мертвечину. Олимпийские боги не любили его, люди его не понимали. Судьба и ветры носили Ворона над землей. Ворон был всегда один. Только титан Прометей был его другом. Только ему Ворон открывал тайные знаки судьбы, перед ним приподнимал темный полог непостижимого… Ворон не жалел смертных людей, но он любил Прометея. Поэтому он помог титану похитить с Олимпа божественный огонь. Ворон открыл Прометею тайну судьбы самого верховного громовержца Зевса. По одной из легенд ворон стал черным, опалив перья божественным огнем. По другой, Зевс в наказание кинул Ворона в бездну, а тот вылетел оттуда невредимым, но черным. Есть еще миф о том, как Ворон хотел сделать подарок своему другу Прометею, освобожденному Зевсом от страшного плена. Из прометеевых цепей он выковал перстень с камнем — обломком от скалы, к которой был прикован титан. Прометей принял дар Ворона и никогда не снимал с пальца. Но Ворон у кузнечного горна стал черным… Леди Морвен, вы позволите мне еще стаканчик виски?