Анжи чувствовала, что несмотря на свои заверения, Клер волновалась не меньше остальных. — Мы это знаем, — сказала она, намеренно разряжая обстановку. — На самом деле, мы рассчитываем после твоей выставки стать галереей номер один в Уэст Сайд. А сейчас я пришла, чтобы напомнить тебе об интервью в десять утра с журналом «Нью-Йорк» и о более позднем интервью с «Тайме» во время Ленча.
— О, Анжи.
— На этот раз не отвертишься. — Анжи поставила ноги прямо. — С журналистом из «Нью-Йорк» увидишься у нас в квартире на верхнем этаже. Я содрогаюсь при мысли, что интервью может состояться здесь.
— Ты просто хочешь следить за мной.
— Теперь следующее. Ленч в «Ле Сё», ровно в час. — Я хотела посмотреть, как идет подготовка в галерее.
— На это тоже хватит времени. Я здесь буду. в девять, чтобы убедиться, что ты встала и оделась.
— Ненавижу интервью, — пробормотала Клер.
— Тяжело. — Анжи взяла ее за плечи и поцеловала в обе щечки. — Теперь пойди отдохни. Ты действительно выглядишь усталой.
Клер оперлась локтем на колено. — А что, ты разве не подберешь для меня одежду? — спросила она Анжи, когда та уже направлялась к лифту.
— Может и это придется делать.
Оставшись одна, Клер несколько минут сидела в задумчивости. Она действительно не выносила интервью, все эти высокопарные и личные вопросы. Процесс, когда тебя изучают, измеряют и препарируют. Как и большинство неприятных вещей, которых она не могла избежать, она выбросила это из головы.
Она устала, слишком устала, чтобы собраться и вновь зажечь горелку. Как бы там ни было, все, что она начинала в последние несколько недель, оканчивалось неудачно. Но она была слишком напряжена, чтобы просто поспать или, растянувшись на полу, посмотреть дневные программы телевидения.
Вдруг она поднялась и отправилась к большому сундуку, который служил сидением, столом, и, вообще, чем угодно. Порывшись, она обнаружила старое платье с выпускного бала, шляпу выпускника университета, свадебную вуаль, которая пробудила тройную реакцию — удивление, радость и сожаление, пару теннисных туфель, о которых она думала, что они потеряны навсегда, и наконец, альбом фотографий.
«Ей было одиноко, — подумала она, отправившись с альбомом на подоконник с видом на улицу Кэнэл. — Без семьи. И уж если они слишком далеко, чтобы до них дотронуться, то, по крайней мере, она встретится с ними на старых фотографиях».
Первая карточка заставила ее улыбнуться. Это был затертый черно-белый детский снимок «Полироид» ее с братом-близнецом Блэйром. «Блэйр и Клер», — подумала она со вздохом. Как часто они с братом ворчали по поводу решения родителей назвать их смешными именами? Снимок был явно не в фокусе, типичная работа ее отца. Он в жизни своей ни разу не снял четкой фотографии.
— Я механику не воспринимаю, — говорил он всегда. — Дайте мне в руки что-нибудь с кнопкой или с шестернями и я все поломаю. Но насыпьте мне в ладонь семян и немного земли и я выращу для вас самые большие цветы на свете.
«И это была правда», — подумала Клер. Ее мать была подлинной лудилыцицей, чинившей тостеры и останавливавшей течь в раковинах, в то время, как Джек Кимболл орудовал мотыгой, лопатой и садовыми ножницами, превращая их садик на углу улиц Оак Лиф и Маунтэйн Вью в Эммитсборо штата Мэриленд в настоящую выставку.
А вот и доказательство этого, на фотографии, снятой ее мамой. Она была идеально отцентрована и в фокусе. Маленькие близнецы Кимболлы лежали на подстилке, на коротко подстриженном газоне. Позади них были буйные заросли весенних цветов. Кивающий водосбор, хризантемы, луговые лилии, васильки, все аккуратно посажены, хотя и без разбору, и все в пышном цвету.
А вот фотография ее матери. Внезапно Клер поняла, что она смотрит на женщину моложе себя. Светлые волосы Розмари Кимболл оттенка темного меда были взбиты и налакированы в стиле шестидесятых годов. Она улыбалась, готовая рассмеяться, и на обеих коленках она держала по ребенку.
«Какая же она была хорошенькая», — подумала Клер. Несмотря на круглую шапку волос и лишнюю косметику, присущую тем временам, Розмари Кимболл была — и оставалась — очаровательной женщиной. Светлые волосы, голубые глаза, миниатюрная стройная фигурка и нежные черты лица.
А вот отец Клер, в шортах и с садовой грязью на выпирающих коленях. Он опирался на мотыгу и улыбался с чувством собственного достоинства в фотоаппарат. Его рыжие волосы были подстрижены ежиком, а на бледной коже были заметны следы солнечного ожога. И хотя Джек Кимболл давно вышел из юношеского возраста, он все еще вел себя, как мальчишка. Нелепое чучело, обожавшее цветы.