28. То направление богословской мысли, по которому Господу Иисусу для полного уподобления людям надлежало быть причастным самой греховности, в древности оспаривалось бл. Августином, выразившим свой противоположный взгляд в борьбе с Юлианом. — По мнению бл. Августина, исключительная безгрешность „человека, воспринятого Сыном Божиим“ принадлежала Ему не по заслугам свободной деятельности, а по особенности и исключительности Его рождения и природы. Он был воплотившийся Сын Божий и был рожден от Девы Марии и Святого Духа. В то время, как по немощи плоти Он находился на земле, Он был на небе по участию плоти в божественной сущности [137]. Христос Иисус и по плоти был небесным человеком, secundum carnem homo coelestis [138]. Приравнивать плоть Христа к плоти прочих людей, необходимо участвующих чрез естественное рождение во грехе Адама [139], было бы богохульством. Он пришел не в плоти греха, но в подобии плоти греха, между тем, как плоть всех потомков Адама есть плоть греха [140]. Похоть, раздор между духом и телом, возмущения плоти — эти порождения греха были чужды Спасителю. В таком исключительном характере безгрешности Христа, в том, что она была присуща Ему по самому рождению, бл. Августин усматривал существенный смысл Его искупительного служения. Чтобы освободить человека от греха, Христу надлежало быть безгрешным по человечеству в смысле невозможности греховного пожелания, qui malum non роtest velle. Если бы Он принял на Себя плоть греховную, претерпел власть диавола, то Он не мог бы исцелить человека от похоти и освободить его от власти диавола: hoc quod non est bonum Christus in natura si haberet, non sanaret in nostra [141]. Всякий, кому присуща злая похоть, отказывая ей в удовлетворении, исполняет предписанное законом: post concupiscentias tuas non eas, но не может исполнить сказанное в законе: non concupisces, [142]. Христос же должен был в совершенстве исполнить весь закон, так что не мог пожелать ничего непозволительного; поэтому Он не мог воспринять того внутреннего раздора, который вошел в человеческую природу по преступлению Адама [143]. Даже более того: похоть, порожденная грехом прародителей, хотя не находила бы в человеке сочувствия и не приводила бы его к греховному действию, сама по себе есть уже зло и даже грех. [144] В силу этого совершенная святость, которая требовалась от Спасителя, состояла не в победе над грехами, одержанной в человеческой борьбе с ними, но в совершенной непричастности всякого рода греховной нечистоте. Такая совершенная святость, — что легко видеть, — не могла быть во Христе заслугою человека, освободившегося от страстей [145], но могла быть только делом благодати Божией (medicina coelitus venit [146]), дарованной Ему по самому рождению [147]. На горячие возражения Юлиана, что в таком случае Христос не был, подобен Своим братьям, что Он не мог быть образцом, нравственного совершенства и не μογ дать заповеди о подражании Ему, бл. Августин отвечал, что непричастность Христа греху, не может служить препятствием для подражания Ему людей, которые призываются подражать Самому Богу Отцу, никогда не бывшему человеком [148]. Чтобы быть образцом совершенной жизни, Христу Иисусу не только не было необходимости принимать на Себя человеческий грех и страсти, бороться с ними и победить их в Себе Самом, но даже была необходима совершенная непричастность страсти.
140
Immaniter, Iuliane, blasphemas, coaequans carnem Christi ceterorum hominum carni Op. imp. IV, 60.
143
Quisquis credit carnem Christi contra spiritum concupisse anathema est. Op. imp. lib. IV, 47.
144
Op. imp. lib. III, 210; lib IV, 61, de nuptiis et concupisse. lib. I, 24; lib. II, 2; contra Julian. pel. lib. V, 9.