Наш русский богослов о. Янышев пишет, что возможность не мнимого, фиктивного, а действительно сознаваемого искушения, предполагает формальную нравственную свободу, как способность столько же ко злу, сколько и к добру, хотя эта формальная свобода в лице Христа была соединена с идеальною божественною свободою [226] и проч.
45. Но не менее сильно другими богословами наших дней отстаивается противоположное воззрение, по которому абсолютная безгрешность Иисуса Христа исключает всякую возможность греха. Это прежде всего воззрение католических богословов, которые возможность греха исключают из понятия свободы и по мнению которых человеческая святость Христа была только обнаружением святости божественной [227].
Но оно разделяется и многими протестантскими богословами, преимущественно так называемыми кенотиками [228]). Так, по словам Гофмана, о возможности греха в применении ко Христу речь может быть только в том смысле, что каждый человек, имея ту природу, которую имел Христос, не иное что мог бы, как грешить. Но воплотившийся Сын Божий не мог отречься от Самого Себя и не мог стать в противоречие Сам с Собою [229].
Франк называет чудовищною и богохульною самую мысль о возможности отпадения Сына Божия от Самого Себя [230].
Гор мысль о возможности греха для Христа называет абстрактным воззрением: в прекрасных, полных глубокого чувства и живой правды, словах он показывает коренное несоответствие этой мысли евангельским свидетельствам о жизни Иисуса Христа [231]. Христос был безгрешен. Правда, Он подвергался искушениям — действительным искушениям, но их победил. — и победил не потому, чтобы не имел истинно человеческой способности чувствовать их силу, но потому, что эта способность управлялась Его волею, неизменно следовавшею водительству Святого Духа. Об отношении безгрешности к свободе Гор пишет, что безгрешность не только не противоречит нравственной свободе, но в ней именно и только в ней истинная свобода. Нравственная свобода состоит не в индифферентной способности выбора между добром и злом, но в неизменном господстве воли, в исполнении разумного закона нашей жизни. Христос не мог согрешить, потому что грех есть возмущение против Бога: Он Мог бы оказать непослушание воле Божией, если бы захотел, но 'было невозможно, чтобы Он этого пожелал [232].
46. Наконец, некоторые богословы усвояют Христу одновременно и posse и non posse peccare. Так по Мартенсену, второму Адаму была свойственна возможность греха, но неразрывный союз человечества Христа с божеством делал то, что эта возможность неизменно служила только тёмным фоном откровения божественной святости [233]. По мнению Томазия, безгрешность Иисуca Христа, как необходимая не физически, а нравственно, заключала в себе возможность падения; однако последнее было снова нравственно невозможно [234]. Филипп пишет, что potuit non peccare применимо к первому Адаму, non potuit peccare ко второму Адаму, который есть Господь с неба (1 Кор. XV, 47). Однако неизменное исполнение божественной воли не было для Христа физической необходимостью, но было делом свободного внутреннего самоопределения. Своеобразная форма свободы Христа соответствовала тому отношению, в каком во Христе находились божество и человечество: свобода Христа исключала возможность падения и ближе всего подходила к свободе совершенных духов [235].
Подобным образом Барет не только с одинаковою решительностью утверждает и возможность для Христа падения в искушениях и невозможность для Него греха, но и полагает, что противоположные воззрения легко примиримы. Невозможность грешить не могла быть во Христе физическою, но только нравственною, со включением нашей безусловной уверенности в победе Христа: Он мог бы поддаться искушению, если бы захотел, но мы уверены, что Он никогда не захотел бы. Равно и возможность греха не может означать нашей неуверенности, но это возможность при обратной уверенности: Он мог бы поддаться искушению, если бы пожелал, но Он никогда не пожелал бы. Так для Христа и было возможно согрешить и было невозможно: возможно было бы, если бы Он пожелал, но пожелать было невозможно [236].
Соглашаясь на такое сочетание posse et non posse peccare в применении к Иисусу Христу и относя возможность падения к человечеству, а неизменность победы; к действию Божества, Брюс сводит вопрос о posse et non posse peccare к определение формы, в какой божественная сила проявлялась в победе над искушениями соразмерно с действительностью искушений. Такою “конечною” формою участия Божества в победе над искушениями Брюс считает нравственное воздействие Святого Духа, — „сохранение Христа от греха силою Святого Духа“ [237].
226
Пр.-хр. учение о нравственности, Спб. 1887, стр. 218–224. — Сюда же нужно отнести Lange, Oesterree и др.
228
Что служит предметом упрека кенотикам со стороны свободомыслящих протестантов, — см., напр., Keim, gesch. Chr. S. 23.
232
P. 165–167. К этому жe разряду богословов по вопросу о безгрешности Христа должен быть отнесен и Шлейермахер loc. cit.
237
P. 268–270. К этому же разряду богословов по данному вопросу принадлежат Ольсгаузен, 181–182, — Кун, 404–410 и др.