Я чувствую запах его соблазна, то, как он осторожно вводит меня в свой смертоносный мир. Сначала я видела, как он хладнокровно убил кого-то, потом он позволил мне уйти, но даже это было рассчитано. Это была уловка, чтобы заставить меня думать о нем всю неделю, заглядывая под мою кровать и в мои окна. Я запираю двери и проверяю их по несколько раз. Смотрю в чертово зеркало заднего вида, ищу его тень.
Появление на приватной репетиции было его способом сказать мне, что он может попасть куда угодно. Найти меня, куда бы я ни отправилась.
Ужин был также рассчитанным ходом, чтобы я расслабилась, чтобы он мог подойти ближе, не напугав меня до смерти. Чтобы показать мне, что он нормальный мужчина, который может ужинать и встречаться.
Но в нем нет ничего нормального. Я никогда не считала его нормальным и никогда не буду. Этот человек относится к тому типу людей, которые без всяких колебаний идут за тем, чего хотят.
И прямо сейчас это я.
Мой подбородок дрожит, пока я крепко держусь за одеяло. Я не дура, я знаю, что он может вырвать его в любую секунду. Он не только вдвое больше меня, он еще и убийца, тот, кто привык к грубой силе, в то время как я привыкла к элегантности и изяществу.
– Ты сделал все это, чтобы трахнуть меня? – бормочу я.
– Все это?
– Дал мне время. Ужин, поцелуй. Не прикасался ко мне, когда я была пьяна?
– Ужин был, как я уже сказал для того, чтобы познакомиться с тобой поближе. Поцелуй был потому, что я хотел попробовать твои губы. Я не прикасался к тебе, когда ты была пьяна, потому что мне нужно, чтобы ты присутствовала, когда я трахаю тебя. Что касается твоего первого вопроса, я дал тебе время, чтобы ты смирилась с тем фактом, что я пришел за тобой.
– Я думала, ты меня отпустил.
– Ты достаточно умна, чтобы не верить этому. Всю неделю ты нервничала, ждала, выжидала, пока я снова не войду в твою жизнь.
– Ты... ты следил за мной?
– Да.
– Ты что, сталкер?
– Я хуже, Леночка, но ты уже знала это, когда трогала себя, показывая мне ту сторону себя, которую никто не видел.
– Я была недостаточно в своем уме, чтобы понимать, что делаю. – Мои щеки пылают, даже когда я произношу эти слова.
Он цыкает, и я замираю, когда мускул тикает у него на челюсти. – Не ври. Только не мне.
Мои костяшки болят от того, как сильно я сжимаю кулаки, и я чувствую, как мои внутренности растворяются. Нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы его остановить.
Если я буду драться, он одолеет меня.
Если я попытаюсь сбежать, он поймает меня и, возможно, причинит мне боль.
Мой единственный возможный вариант не пострадать – это сыграть ему на руку, дать ему волю и надеяться, что он оставит меня в покое. Что после того, как он поймает меня, он поймет, как и все остальные, что я не стражница.
Я – алмаз, которым другие восхищаются издалека, но как только они копаются в нем, все, что они находят, – это черный камень.
Адриан тянет одеяло.
– Отпусти.
Я впиваюсь в него ногтями, смущаясь, что отпустила свой единственный спасательный круг.
– Я не собираюсь тебя трахать, – он делает паузу. – Пока.
Это не приносит мне облегчения, как должно. Если уж на то пошло, то это создает пустоту внизу моего живота.
Я хочу, чтобы он трахнул меня и покончил с этим. И поскольку я не пьяна, я не могу просить его об этом.
Поэтому я делаю единственное, что могу в моей ситуации.
Я отпускаю.
Глава 8
Лия
Я лежу в постели в одном леотарде, расстегнутом на самом интимном месте.
Адриан наблюдает за мной, поначалу машинально, как будто его не интересует то, что он видит. Как будто я всего лишь предмет, оказавшийся у него на пути.
Но если это так, то зачем я ему понадобилась? Почему он настаивает на том, чтобы взять меня?
– Ты так поступаешь со всеми, кто видит, как ты убиваешь? – спрашиваю я, чтобы рассеять напряжение, которое назревает в воздухе и бьется о мою грудь.
– Так? – Его взгляд на секунду скользит по моему лицу.
– Ты знаешь.
– Ты слишком ханжа, чтобы назвать это, Лия?
– Черт, – бормочу я. – Я не такая уж ханжа, чтобы говорить, когда это необходимо.
– Я не трахаю тебя.
– Тогда что ты собираешься делать?
– Что-то похожее.
– Ты сделаешь что-то похожее на то, чтобы трахаться со всеми, кто становится свидетелем твоих убийств?
– Нет. Я убиваю их.
Мое горло сжимается от его апатичного тона. Он действительно не заботится о человеческой жизни, не так ли? Он должен думать обо всех как о второстепенных фигурах шахматной доски, от которых он может избавиться по своему усмотрению.