Другие танцоры облегчённо вздыхают, либо похлопывают друг друга по спине, либо просто стоят в оцепенении. Мы можем принадлежать к Нью-Йоркскому городскому балету, одной из самых престижных танцевальных трупп в мире, но это не уменьшает давления. Во всяком случае, это делает его в десять раз хуже.
Мы должны быть абсолютно лучшими, когда выходим на сцену. Когда труппа отбирала своих танцоров, единственным правилом было: ошибки не допускаются.
Бурные аплодисменты в конце нашего выступления – это не то, на что мы надеемся, это то, чего от нас ждут.
Режиссер Филипп, высокий и стройный мужчина с лысой головой и густыми седыми усами, подходит в сопровождении нашего хореографа Стефани.
Филипп улыбается, его усы подрагивают в такт движению, и мы все дружно выдыхаем. Он не из тех, кто улыбается после спектакля, если мы не сыграли идеально.
– Ты была великолепна. Браво! – говорит он с явным французским акцентом и хлопает в ладоши. Все его тело присоединяется к движению, его разноцветный шарф развевается, а тесный блейзер натягивается на его тело.
Все остальные следуют его примеру, хлопают и поздравляют друг друга.
Все, кроме меня, ведущего танцора–мужчины Райана и второй ведущей–женщины Ханны.
Некоторые танцоры пытаются завязать с Филиппом светскую беседу, но он нагло игнорирует их, подходит ко мне и подносит мою руку ко рту, проводя губами и усами по костяшкам моих пальцев.
– Моя самая прекрасная прима-балерина. Сегодня ты была настоящим произведением искусства, Лия chérie.
– Спасибо, Филипп. – Я отдергиваю руку так быстро, как только могу, и вздрагиваю, когда сухожилие болит в левой ноге. Мне нужно как можно скорее наложить на нее обезболивающий пластырь.
– Не благодари меня. Для меня большая честь иметь такую музу, как ты.
Это заставляет меня улыбнуться. Филипп, безусловно, лучший режиссер, с которым я работала. Он понимает меня лучше, чем кто-либо.
– Райан, – он кивает на главную мужскую роль, драматично выкатывая букву «Р».
– Ты был само совершенство.
– Как и ожидалось. – Райан высокомерно поднимает бровь. У него чисто американская внешность: квадратное лицо, глубокие голубые глаза и ямочка на подбородке.
– Ты тоже, Ханна, – пренебрежительно говорит Филипп. – Тебе придется поработать над своим пуантом для «Жизель».
Ее лицо светится, когда она ухмыляется мне, а затем прочищает горло. Ханна блондинка, немного выше меня, и у нее кошачьи глаза, которые она всегда подчеркивает тенями.
– Значит ли это, что мы будем пробоваться на главную роль?
Стефани встает рядом с Филиппом. У нее темно-черная кожа и вьющиеся от природы волосы, собранные в розовую ленту. Как бывшая прима-балерина Нью-Йоркского балета, она имеет репутацию, которая предшествует ей, и так же цепка, как Филипп, но они работают на удивление хорошо, как команда.
– Будет прослушивание, но не на главную роль.
– Но почему... – Ханна в последнюю секунду сдерживается, чтобы не огрызнуться.
Стефани мотает головой в мою сторону.
– Продюсеры уже выбрали Лию на роль Жизель.
Взгляд Ханны встречается с моим не без злобы. В ответ я даю ей прохладный. Занятия балетом с пяти лет научили меня быть выше их мелочной ревности и кошачьих драк. Я здесь потому, что люблю танцевать и играть персонажей, которых нет в реальной жизни. Все остальное – белый шум.
Наверное, поэтому у меня нет друзей. Одни целуют меня в задницу ради собственной выгоды, а потом вонзают нож в спину, а другие злорадствуют по любому поводу.
Все здесь просто коллеги. И, как говорила бабушка, наверху одиноко.
Мои сухожилия снова начинают болеть, и я скрываю свою гримасу. Я переутомляюсь во время этих марафонских шоу, и мне нужен последующий уход.
Сейчас.
Я киваю Филиппу и Стефани.
– Прошу меня извинить.
– Quoi? Ты не собираешься присоединиться к нам на праздничной вечеринке? – восклицает режиссер. – Продюсерам это не понравится.
– Мне нужен уход, Филипп.
– Так сделай это, а потом присоединяйся к нам, chérie (пер. дорогая).
– Боюсь, что не смогу. Я устала и нуждаюсь в отдыхе. Пожалуйста, передайте мои извинения.
Филипп и Стефани недовольно кивают. Это неслыханно, чтобы прима-балерина не посещала праздничные вечеринки, но они знают, как сильно я ненавижу быть в центре внимания за пределами танцев. Кроме того, большинство этих продюсеров-сексистские извращенцы. Я бы предпочла не встречаться с ними без крайней необходимости.
Танцоры медленно просачиваются в гримерную, болтая между собой.