– Мама… Я хочу маму…
– Эй, – успокаиваю я, притягивая ее к себе и обнимая. – Это всего лишь кошмар.
Она замирает на мгновение, шмыгая носом, и ее пальцы погружаются в мою грудь, как будто она хочет почувствовать меня. Я поглаживаю ее темные пряди и вдыхаю ее вызывающий привыкание аромат роз.
Джереми медленно приближается к нам, в его пытливых серых глазах блестят слезы.
– Ты в порядке, мамочка?
Она отстраняется от меня и улыбается ему.
– Да, ангел. Маме просто приснился плохой сон.
Он тычет в меня пальцем.
– Папа заставит их всех уйти.
Выражение ее лица падает, но она все равно кивает. После того как он целует ее на ночь, я несу Джереми в его комнату и остаюсь с ним, пока он не засыпает.
Когда я возвращаюсь в спальню, Лия уже сидит в постели.
Я закрываю дверь и снимаю пиджак, стоя перед туалетным столиком и встречаясь с ней взглядом через зеркало.
– Что происходит, Лия?
– А? – Ее остекленевшие глаза медленно встречаются с моими. Я ненавижу видеть ее в таком состоянии, ненавижу, что в последнее время она не в себе.
– Это шок от стрельбы? Может быть, тебя отвезти к психотерапевту?
Она качает головой, тихо усмехаясь.
– Так и должно было быть.
– Что должно быть?
– Ничего.
– Это явно не ничего. Что происходит?
– Ты больше никогда не спрашивал о моих родителях, – ни с того ни с сего говорит она. – Но, с другой стороны, ты никогда по-настоящему не заботился обо мне.
Я поворачиваюсь к ней лицом, мускул дергается на моей челюсти. Неужели она действительно в это верит? Неужели она, черт возьми, думает, что я поставил бы себя в невыгодное положение в братстве, если бы мне было все равно?
Конечно, это может быть не тот тип ухода, который ей нужен, но я держу ее и нашего сына в безопасности.
Я искал ублюдка, который пытался застрелить меня в тот день, но безрезультатно. Человек, которого мы нашли мертвым с пулей в затылке, был восточноевропейским наемником, который мог работать на кого угодно.
Чтобы найти того, кто его нанял, я день и ночь обращался за помощью и искал, но безуспешно. Должно быть, его убил тот, кто его нанял Должно быть, его убил тот, кто его нанял, но зачем вытаскивать пулю? Боялись ли они, что это может быть прослежено до них? Хотя у наемников, как правило, есть свои поставщики боеприпасов, и их невозможно отследить.
В любом случае, найти ублюдка, который угрожал жизни Лии, было единственным, на чем я мог сосредоточиться, и все же она говорит, что мне все равно.
– Если бы ты хотела поговорить о своих родителях, ты бы это сделала.
Она кладет руки на колени ладонями вверх и изучает их все тем же остекленевшим взглядом.
– Мама, папа и я не были богаты, но мы были счастливы. Я знала, что он не был моим настоящим отцом, но он был единственным отцом, который у меня был. Мы жили в маленьком домике у сицилийских полей, в котором папа управлял большим фермерским хозяйством. Он был прекрасен, с огромными оливковыми деревьями и ясным летним небом. Мне приходилось играть с детьми фермера, и мама подсадила меня на танцы. Мы были уютной маленькой семьей, которая готовилась к суровой зиме и процветала летом. Во время сбора урожая мы устраивали праздники и танцевали всю ночь напролет. Мы были... нормальными.
Ее голос понижается, но не прерывается, когда она продолжает.
– Когда мне было пять, что-то было не так. Я чувствовала это, хотя была маленькой и глупой. Я чувствовала, что в доме что-то не так. Мама не играла громкую американскую музыку, под которую папа качал головой, и он не был рядом, чтобы поцеловать меня или обнять. Я пряталась за дверью, когда услышала их. Мужчины орали на папу по-итальянски, говоря, что он должен отдать им девочку, а мой невозмутимый папа кричал в ответ, что не отдаст.
– Кто-то схватил меня, и я завизжала, но мама зажала мне рот рукой и покачала головой, чтобы я успокоилась. Мы выбежали на улицу и направились к отдельному коттеджу, она усадила меня в маленькую коробку и приложила палец ко рту. У нее были слезы на глазах, когда она целовала меня. Она сказала, что ей жаль, что папа не был моим настоящим отцом, и что она хотела бы изменить это. Потом она велела мне не выходить ни при каких обстоятельствах, пока кто-нибудь не назовет меня ее девичьей фамилией – Гюллер.
Руки Лии дрожат, ее нежное горло судорожно сглатывает.
– Я долго сидела в этом ящике, потная и напуганная. Эта коробка была такой темной и тесной, но я не осмеливалась ее покинуть. Я услышала громкие выстрелы из дома, прежде чем они затихли. Не знаю, сколько времени я просидела в ящике, пока кто-то не пришел за мной, назвав меня Малышкой Гюллер. Я была голодна и замерзла, и я обмочилась, но все, что я хотела, это маму и папу. Человек, который отвез меня в аэропорт, сказал, что они умерли от газовой асфиксии, и что я буду жить с бабушкой. Он даже не позволил мне увидеть их в последний раз. Тогда я верила, что они умерли из-за газа, и это заставляло меня чувствовать себя более непринужденно. Но чем старше я становилась, тем больше убеждалась, что есть что-то еще. Иначе зачем бы маме прятать меня?
– Я спрашивала об этом бабушку, но она отказывалась мне что-либо говорить, пока не оказалась на смертном одре. Она сказала, что моя мама связалась не с тем мужчиной, гангстером, и забеременела мной. Она была вынуждена выйти замуж за моего отца, чтобы мое незаконное существование не отразилось плохо на моем биологическом отце. Бабушка никогда не говорила мне, кто это был, и я никогда не хотела связываться с ним. – Она смотрит на меня. – Но ты ведь все это знаешь, не так ли? Ты прекрасно осведомлен обо всем моем прошлом. Вот почему ты никогда не спрашивал.
Я постукиваю пальцем по бедру, но ничего не говорю, ожидая, что она даст мне то, что мне нужно.
– Это правда, Адриан?
– Что правда?
Ее подбородок дрожит, а глаза наполняются непролитыми слезами.
– Ты держал меня все это время, чтобы быть ближе к моему отцу?
– Может быть.
Выражение ее лица дрогнуло, боль и что-то еще просочилось внутрь.
Мне нужны эти сильные эмоции. Выпусти их всех, Лия.
– Но почему? Зачем тебе понадобились все эти хлопоты, чтобы использовать меня против Лазло Лучано? Он даже не знает о моем существовании!
Вот.
Мои мышцы напрягаются, когда она предлагает мне то, чего я так долго ждал.
– Я думала, ты не знаешь, кто твой настоящий отец.
Она сглатывает, понимая свою ошибку.
– Бабушка рассказала.
– Ты только что сказала, что она не назвала тебе имени.
– Она… назвала.
Через секунду я уже стою перед ней, держа ее подбородок пальцами.
– Я мучаю взрослых мужчин, чтобы получить ответы, и я точно знаю, когда люди лгут. Так почему бы тебе не сказать мне, кто, черт возьми, на самом деле сказал тебе имя твоего отца?
Ее губы дрожат, подтверждая тот факт, что у нее действительно есть посторонняя помощь. Черт. Как я мог не заметить этого раньше?
Ее сверкающие глаза наполняются страхом, когда она вздрагивает.
– Нет... никого.
– Ложь.
– Я слышала тебя, – выпаливает она.