Все танцоры на сцене, а Филипп и Стефани говорят о хореографии. Другие танцоры ненавидят перфекционистскую натуру Филиппа, но мне она нравится. Он слишком уважает искусство, чтобы позволить им расслабиться. Кроме того, «Жизель» недавно была поставлена Королевским Балетом, получившим международное признание, и он ни перед чем не остановится, чтобы превзойти его.
Значит, нас двое.
Играть Жизель было моей мечтой с тех пор, как я впервые посмотрела ее маленькой девочкой. В ее истории я нашла волшебство и горе. Надежду и отчаяние. Любовь и смерть. Я думала, что это самое прекрасное, что может танцевать балерина.
В юности мне довелось играть в «Жизель», но только в составе кордебалета. Мне не довелось испытать это отчаяние и жить в голове женщины, которую так предали, что она сбежала в своем уме.
Эта история так близка мне, и мне нужно пережить её, прочувствовать до мозга костей.
Я была примой–балериной в «Ромео и Джульетте», «Лебедином озере», а недавно-в «Щелкунчике». Но «Жизель»? «Жизель» станет вершиной моей карьеры. Когда-нибудь я расскажу об этом своим внукам.
– Излишне говорить, – Филипп пристально смотрит на всех нас одним из своих обычных взглядов, его праздничный режим давно закончился, – мне нужна полная и абсолютная дисциплина. Никакого набора веса. Никаких лиц с похмелья. Никакого неправильного дыхания. Только засутультесь, и вы исчезнете из моего представления. Я хочу видеть позы des jolis все время, или я приведу танцоров, которые покажут мне это. Faite vite, allez-y! (пер.с фр.Быстро, вперед!)
Все разбегаются, чтобы разогреться, выставляя напоказ свои профессиональные лица. Райан стоит рядом со мной, вытягивая свои длинные ноги.
– Еще один роман между тобой и мной. Тебе не кажется, что это судьба?
Я держу свое внимание перед собой, когда медленно делаю плие. Мои лодыжки не болели так сильно, как в ту ночь, но я все еще чувствую, что судорога скрывается в моем сухожилии, выжидая, чтобы разорвать его.
– Я думала, твоя судьба с Ханной, Райан.
– Неужели я слышу ревность, моя дорогая Лия?
На этот раз я пристально смотрю на него.
– В этом разница между тобой и мной, Райан. Ты слышишь ревность. Я слышу, «оставь меня в покое».
Я не жду, пока он ответит, и иду к Стефани, чтобы спросить ее о части хореографии. Ее осанка утонченная и элегантная, все еще обладающая грацией королевы несмотря на то, что ей чуть за пятьдесят.
Когда я подхожу к ней, она отсылает одного из персонала прочь и складывает свои хрупкие руки на груди.
– Скажи мне.
– У вас есть окончательная хореография для последней части первого акта?
– Почему ты спрашиваешь? – Ее голос глубокий из-за количества сигарет, которые она выкуривает ежедневно.
– Я наблюдала за выступлениями…
Она обрывает меня на полуслове.
– Разве я не говорила не смотреть другие шоу? Ты что, подражательница, Лия?
– Нет. Я наблюдаю за ними, чтобы получить вдохновение, прежде чем составить свою собственную точку зрения.
– Зачем? Ты где-то отстала?
– Немного.
– В какой части?
– В конце первого акта, прямо перед смертью Жизель, как мне передать эмоции, не будучи мелодраматичной?
– Прежде всего, перестань обращаться к Жизель в третьем лице. Теперь она – это ты. Если ты не будешь жить в ней, она не будет жить в тебе. – Она кладет руку мне на грудь. – Если ты не позволишь ей поглотить твое сердце и душу, ты войдешь в историю только как еще одна балерина, которая достаточно хорошо изобразила Жизель.
Слова Стефани задели меня сильнее, чем я ожидала. Я смутно осознаю, что меня окружает, когда дверь в театр открывается и продюсеры вальсируют внутрь в сопровождении своих коллег. Они часто смотрят, как мы репетируем, хотя Филиппу это очень не нравится.
– Просто знай, – Стефани берет меня за руку. – Чтобы быть Жизель, нужно быть целой балериной и целым человеком. Никто не отрицает, что ты цельная балерина с совершенной техникой и элегантностью, о которых говорят во всех балетных кругах, но ты цельная личность, Лия?
Она отпускает меня и подзывает персонал, не подозревая о кандалах, которые только что защелкнула на моей лодыжке.
Моя неуверенность пузырится на поверхности, пытаясь задушить меня и затянуть под воду.
Обернувшись, я запихиваю все эти эмоции в самое нутро. Лука как-то сказал, что я должна смотреть в лицо своему прошлому, чтобы жить дальше, но я отказалась, упрямо похоронив эту черную дыру и ее темный ящик и продолжая жить своей жизнью. Я отлично справляюсь и буду продолжать это делать, что бы он или Стефани ни говорили об этом.
После разминки мы проходим через вступительную сцену. Я не останавливаюсь и не делаю перерывов. Я чувствую, что, если я это сделаю, моя лодыжка будет капризничать. Мне нужно поговорить об этом с доктором по имени Ким. Он ухаживает за моими ногами с тех пор, как у меня появилось достаточно денег, чтобы нанять его лечащим врачом. Он лучший ортопед в округе, и как человек, чья дочь хочет стать балериной, он понимает, как мы суетимся из-за малейшей боли в лодыжках. Но я уверена, что он вылечит меня с помощью какой-нибудь мази для мышц, как обычно.
Когда приходит время моего появления, я встаю на место Жизель. Я робкая служанка, которая любит танцевать, не заботясь о мире. Я прыгаю, затем кружусь, позволяя симфонической музыке течь по моим венам.
Поскольку это немного сольная сцена, я вырвана из окружения и живу в своей голове, бедная горничная, у которой нет ничего на уме, кроме танцев. Не зная, что в своей невинности она привлекает волка в овечьей шкуре.
Вот тогда-то я и чувствую это. Я уже готова подпрыгнуть, когда чье-то острое присутствие вырывает меня из пределов моей хрупкой Жизели.
Впервые за время репетиции я смотрю на публику. Продюсеры уже там, оживленно болтают между собой.
Но один из них не продюсер.
Отнюдь.
Его темно-серые глаза встречаются с моими, и я теряю равновесие. Но я спасаю его в последнюю секунду, приземляясь на ноги, а не на носки в соответствии с хореографией.
Он здесь.
Незнакомец вернулся.
Глава 4
Лия
Я перестаю дышать.
Я моргаю раз, другой, отчаянно пытаясь списать это на очередную игру моего воображения, проявление моих демонов и галлюцинаций.
Может быть, я настолько истощил свой разум, что он начал выдумывать всякие вещи.
Поднеся дрожащую руку к запястью, я впиваюсь в нее ногтями. Боль взрывается на моей нежной коже и во рту.
Это реально.
Я не сплю и не галлюцинирую. Я не собираюсь просыпаться от этого кошмара в
холодном поту. Это реальный мир.
Несколькими рядами впереди незнакомец, который неделю назад приставил пистолет к моей голове, сидит с продюсерами. На нем серое кашемировое пальто поверх черной рубашки, волосы аккуратно уложены, он похож на генерального директора, который только что был на совещании. Его поведение спокойное даже нормальное.
Но в нем нет ничего нормального.